Анжелика остро ощущала подобные настроения. Они ее настораживали. Но она нуждалась в его силе, только с его поддержкой могла она сопротивляться королю. Герцог пойдет до конца. Но, вступив в союз с гугенотом, она чувствовала свою вину перед Богом и Девой Марией.
Противоречия в их взглядах обнаружились однажды ночью, когда оба спускались по горной тропе, направляясь к болотам. Герцога там ожидал приплывший по протокам пастор из Ньора, и Анжелика вызвалась его проводить. Лес поредел, через расступившиеся деревья лился серебристый свет яркой луны, и в пространстве, неожиданно открывшемся внизу, они увидели сияющие аметистовые крыши и прозрачные колоколенки.
Под их ногами лежала оправа, вырезанная из чистого серебра, – творение света и тьмы, – где гирлянды черного бархата внутренней монастырской галереи повторяли белый рисунок дворика, словно пришпиленного в центре резными стенками колодца. Ньельское аббатство.
Анжелика затаила дыхание. Какое чудо!.. Там внизу лежало аббатство, безмятежное, обнесенное стенами, полное шепота монашеских молитв. На Анжелику нахлынули воспоминания об одной ночи, проведенной в его стенах. Она была ребенком, когда брат Жан вырвал ее из сомнительных затей толстого брата Тома. Он привел ее в свою келью, где она оказалась в безопасности, и смотрел на нее со светлой нежностью: «Вас зовут Анжелика… Анжелика, Дочь Ангелов!» – и, жалуясь, показал ей синие кровоподтеки на своем теле: «Посмотрите!.. Посмотрите, что сделал со мной Сатана!»
Ее душой овладело очарование той мистической ночи.
– Да будут прокляты эти монахи-идолопоклонники… – раздался полный ненависти голос герцога де Ла Мориньера. – Придет день, и огнь небесный поразит эти стены и не оставит камня на камне… И земля очистится.
– Замолчите, еретик! – вне себя от гнева обернулась к нему Анжелика. – Вы еретик!.. Ах! Ненавижу вашу гнусную секту.
Эхо возвратило ее крик, и Анжелика замерла. Ее нервы напряглись от бессильного гнева и страха. Герцог подошел к ней. Она слышала его учащенное дыхание. Он опустил тяжелую руку ей на плечо, и пальцы в кожаной перчатке клещами впились в тело. Горло перехватило. Напрасно пыталась она скинуть его руку. Близость герцога грозила опасностью. Он загораживал лунный свет, и Анжелика уже не могла стоять спокойно, задыхаясь до головокружения от исходившего от него запаха воина и охотника.
– Что вы сказали? – выдохнул он. – Вы нас ненавидите? Какая разница! Все равно вы будете нам помогать. Вы нас не предадите, – продолжал он, и в его голосе проскользнуло некоторое сомнение.
– Я никогда никого не предавала! – гордо возразила она, глотая слезы.
Ноги ее дрожали. Анжелика боялась, что лишится чувств и будет вынуждена на него опереться. Она напряглась, чтобы освободиться от вцепившейся в ее плечо руки.
– Отпустите, – беспомощно попросила она, – вы пугаете меня.
Тиски разжались, и он медленно снял руку.
Анжелика пошла вперед. Сердце сильно билось. Ее охватил страх. Она боялась и его, и себя. Ее пугало, что она рухнет в эту безымянную тьму, которую лес уготовил для страстей. На рассвете, проступившем между деревьями, сначала сером, потом рыжеватом, они подошли к жилищу углежогов. Анжелика замерзла и зябко куталась в плащ.
– Эй! Вилланы, – закричал герцог, – найдется у вас овощной суп, хлеб и сыр?
В одной из почерневших хижин они уселись на шаткие скамьи перед столом, на который хозяйка поставила горшок с молоком и блюдо горячей фасоли с салом и луком. Полуголые дети, вымазанные углем до самых глаз, изумленно смотрели, как двое пришельцев ели в полном молчании. Чернобородый мужчина и женщина с влажными от росы золотистыми волосами, рассыпавшимися по плечам. Они возникли перед ними как призраки, выйдя из ночной тьмы сквозь предрассветный туман, и пересекли поле, покрытое золой.