При новой власти именно крестьянин и батрак считались людьми первого сорта, а дворянское воспитание воспринималось как несмываемое пятно. Однако никаких серьезных последствий для Алексея Викторовича заявления Тамонькина не имели – власти абсолютно доверяли архитектору номер один. Гроза разразилась позднее, в тридцатые годы, после того, как Щусев выступил на архитектурном съезде. Это было даже и не выступление, а всего лишь одна фраза. Молотов произносил гневную речь по поводу того, что уважаемые и маститые архитекторы доверяют начинающим коллегам магазины, школы, бани и прочие заурядные объекты, а себе выбирают проекты дворцов.

– Следовало молодежи поручить дворцы? – подал саркастическую реплику Алексей Викторович.

Осторожность изменила архитектору. Подобные высказывания в те времена были недопустимы. Молотов повернулся к Щусеву и произнес:

– Если вам не нравятся наши установки, мы можем дать вам дать визу за границу.

Вскоре после этого последовало очередное обвинение в воровстве. В газете «Правда» были опубликованы письма молодых архитекторов Савельева и Стопрана. Авторы утверждали, что Алексей Викторович украл у них проект гостиницы «Москва». Маститый зодчий превратился в мальчика для битья. Во всех архитектурных мастерских шли собрания, на которых осуждали «зарвавшегося буржуазного архитектора».

Около года Щусев был в опале. Но былые заслуги, а также умение Щусева заводить нужные связи и пользоваться ими все-таки сделали свое дело. Реабилитация прошла довольно быстро и унизительно для Савельева и Стопрана. Президент Академии архитектуры А. Веснин неожиданно показал им фотографию и задал вопрос: что здесь изображено.

– Наш первый вариант гостиницы «Москва», – не задумываясь, ответили архитекторы.

– Стыдно вам, молодые люди, – ответил Веснин.

На фотографии был изображен фасад ялтинской гостиницы, спроектированной Щусевым за много лет до этого. Справедливость была восстановлена. Создатель главного сакрального сооружения страны вновь вышел из опалы.

* * *

Мавзолей же, между тем, жил своей жизнью. Говорят, что сразу же после открытия там испортилась канализационная труба (ее неосторожно повредили при строительных работах). И якобы по этому поводу патриарх Тихон заметил: «По мощам и елей». Если это так, то в специфическом «елее» недостатка не было – с трех сторон от мавзолея размещались часто посещаемые туалеты.

Но была проблема посерьезнее. Трубы-то починить несложно, а вот что делать с Мавзолеем – было не совсем понятно. Да, держать его открытым для осмотра тела. Но и только-то?

Высокопоставленный чиновник того времени Л. Красин предложил: «Может быть, уместно будет над самым гробом Владимира Ильича дать гробнице форму народной трибуны, с которой будут произноситься будущим поколением речи на Красной площади».

Красину вняли, и трибуна появилась. Тем более что прецедент имелся: задолго до Рождества Христова древние жрецы-халдеи свершали свои колдовские обряды над мумиями почитаемых божеств.

«Пятнадцать человек на сундук мертвеца», – так окрестили в будущем традицию, заложенную Красиным.

В тридцатом году на площади появился Мавзолей гранитно-лабрадоровый. При разработке саркофага Щусев и его помощники вспомнили пушкинскую фразу о хрустальном гробе. И, по преданию, долго ездили по городу Москве – искали среди витринных окон подходящее стекло.

Вообще, с Мавзолеем связано немало преданий и легенд. Неудивительно, если учесть предназначение этого сооружения. Чай не кафе, не прачечная – главный склеп СССР.

Мавзолей сделался одним из символов Москвы. Он постепенно обрастал имуществом. Туда, например, поместили, знамя Парижской коммуны. Поговаривали, что в Мавзолее организовали спецбуфет и что именно здесь находится парадный вход в подземную, на глубине трех сотен метров, квартиру для тайных пьянок социалистического руководства.