Три воина, стонущие от боли и истекающие кровью, лежали связанными на притоптанной траве у священного озера. Над ними уже склонились каратели, занеся свои руки для проведения ритуала.

Жрецы стояли рядом с ними и одобрительно кивали. Через мгновение раздался вскрик пленника под громкие крики народа, а затем его тело свалили в воду. За всплеском раздался второй.

– Во имя солнца! – Закричал жрец, простирая руки к небу.

– Во имя бога! Во имя жизни! – Воскликнул второй, всплеснув руками. Широкие рукава опустились ему на локти, открывая взору худые кисти рук, разрисованные тёмной хной замысловатыми узорами.

После второй жертвы наступила тишина. Народ замер, дожидаясь жеста правителя. Тот встал со скамьи, повернувшись лицом к своему народу, поднял руки вверх, будто благословляя их, приложил пальцы ко лбу и груди, и после этого, шелестя роскошным одеянием, удалился.

Люди одобрительно загудели и начали плясать у подножия высокого каменного храма, где дымили факелы, и пылали костры. И только один человек не разделял всеобщего веселья. Яс стоял в стороне. Он вдыхал запах гари и зажимал уши руками, не желая слышать крики и пение своего народа. Его мысли терзали воспоминания. Прошло несколько дней с момента гибели его беременной жены, а боль потери только нарастала, причиняя ему душевные мучения. Мужчина старался запечатлеть в памяти как можно больше моментов их жизни, любви и радости. Он вспоминал, чтобы помнить…

Её имя означало «тайна». Кимиш всегда была полна загадок. Яс писал мысленный портрет жены прикосновениями к ней, и полюбил этот образ душой. Потеряв её, он, роняя слёзы, вспоминал её шепот. Она часто что-то бормотала, даже во сне, когда видела богов. Жена казалась ему дивной бабочкой, которая всего на миг залетела на огонёк.

Кимиш была храброй и заводной девушкой племени юна. Она легко уводила отряд женщин за собой на охоту, подбадривая и воодушевляя их на подвиги. Случался ливень, так она первая спешила на поле, чтобы собрать как можно больше кукурузы, бобов и мелкой репы. Во время жертвоприношения, которые случались не часто, потому что правитель не жаловал такие действия, сохранившиеся со времён их далеких предков, Кимиш стояла в первом ряду и шептала: «Темно». Иногда Яс думал, что его жена знает больше, чем жрецы, каратели, монахи, и даже боги, и от этого ему делалось боязно. Ведь если его подозрения верны, то Адэххи захочет забрать эту дивную женщину себе. В минуты тихой паники, Яс сильнее сжимал жену в объятиях и гладил её вспухший живот; а она целовала его в кончик носа и с придыханием шептала: «Мой». Кимиш говорила мало, предпочитая заниматься делами. Даже во время вечерних плясок, она сидела в кругу детей и учила их различным символам.

До замужества за девушкой ходили самые знатные мужчины племени, ежедневно принося к порогу её дома всевозможные дары, но девушка не принимала их, давая понять, что не одобряет ухаживаний и отсылает женихов. Девушка понимала, что ни один из этих мужчин не сможет подарить ей счастье, каким она рисовала его для себя. Уже тогда Кимиш наблюдала за Ясом. Она понимала, что он ничего не сумеет ей дать, кроме протянутой ладони. Но девушка была готова сама вести его за собой: он ничего не будет обещать, а она не станет выпрашивать; но, тем не менее, представляя их вместе, юна едва сдерживала лёгкую улыбку.

Однажды Кимиш отправилась в джунгли за спелыми плодами айвы и увидела его – одинокого и задумчивого юна. Парень сидел под остролистом и перебирал смуглыми гибкими пальцами листья папоротника. К нему приближалась змея, а он прислушивался к воплям мартышек, скакавших над его головой, и вздрагивал. В два шага Кимиш преодолела расстояние между ним и змеёй и полосонула жирную тварь ножом. Ловко подхватив её за хвост, девушка забросила добычу в корзину. Яс уловил движение и втянул носом всколыхнувшийся воздух. Запах женского тела окутал его сознание. Он схватил девушку за руку и потянул на себя.