Я следую за ней, и в мгновение ока все серые тучи в моей душе словно рассеиваются в лучах солнца. Скользить по льду и чувствовать прохладный воздух на коже – ни с чем не сравнимое ощущение. Оно вызывает во мне эйфорию, чистую радость жизни, пока я катаюсь, чувствую магию и ловлю ее, больше не отпуская. Если бы не спорт, я бы утонула в кромешной тьме.

С каждым шагом я набираю скорость, и в какой-то момент другие фигуристы становятся просто цветными размытыми пятнами. Я перехожу из переднего внешнего скольжения на заднее внешнее, не меняя ноги – тройной шаг – переношу вес на внутреннее ребро, отталкиваюсь левой ногой, дважды вращаюсь вокруг своей оси и приземляюсь на правую ногу в заднем внешнем скольжении. Двойной сальхов. Легкотня. Ничего особенного. Я прыгнула его, чтобы размяться, но, поймав на себе насмешливый взгляд Харпер, почувствовала необходимость проявить себя. Сжимая кулаки, а затем разжимая их, я провожу ладонями по своему тренировочному костюму. Зубцом конька отталкиваюсь ото льда и бросаюсь вперед, мимо Гвен, которая прыгает тулуп. Широкой дугой скольжу вокруг нее, занимаю позицию и прыгаю с левого носка. В воздухе развожу ноги в стороны и наклоняю корпус вперед, параллельно льду. Три секунды я лечу, как птица, а затем приземляюсь на правый носок и перехожу в пируэт в положении сидя. Когда я снова выпрямляюсь, по телу пробегают мурашки. Они дают мне понять, что тело хочет прыгнуть. Вращаться в воздухе, ощутить свободу, невесомость. Я делаю разбег спиной вперед, а затем переношу вес на левую ногу и развожу руки. Глубоко вдыхаю, наполняя легкие ледяным воздухом, и правым коньком врезаюсь в лед, скользя назад. Вес тела переносится на ногу позади меня, правая нога мгновенно реагирует и отталкивается от льда. Она знает этот прыжок. Я могу сделать его хоть во сне. Резко прижимаю руки к корпусу, закрываю глаза и вращаюсь в воздухе вокруг своей оси. Раз. Два. И три раза, прежде чем лезвие моего конька уверенно приземляется обратно на лед.

Я открываю глаза и выдыхаю задержанный воздух.

Тройной лутц. Он относится к прыжкам с зубца, как тулуп и флип, в отличие от риттбергера, сальхова и акселя, которые являются прыжками с ребра. Я по пальцам могу пересчитать, сколько раз в прошлом я идеально выполняла тройной лутц. Меня переполняет эйфория, а из горла вырывается удивленный смех.

– Здорово, – слышу я голос рядом с собой. Коньки стучат по льду, когда пара фигуристов останавливается рядом со мной. Кто-то из них, то ли Эрин, то ли Леви, поднимает большой палец. – Ты новенькая, да?

– Да, – очевидно, слухи о моем появлении в «АйСкейт» уже дошли до всех. – Пейсли.

– Леви, – отвечает брюнет. Он высокий, тощий и чем-то напоминает мне Гарри Поттера. Он показывает рукой на своего широкоплечего партнера: – Это Эрин. Если бы у нас был меч, за такое выступление мы бы сейчас посвятили тебя в рыцари.

Я сухо смеюсь:

– Это был всего лишь лутц. Вы тоже так умеете.

– Умеем, – подтверждает тот, что пониже ростом. Эрин. Он убирает со лба рыжие волосы. Кончики его челки теперь прикрывают большое коричневое родимое пятно на виске. С ехидной ухмылкой он кивает в сторону Харпер. – А вот она – нет. И выражение ее лица только что сделало мой день. – Он делает размашистый жест рукой, как будто снимает с головы шляпу и кланяется. – Вот за это спасибо.

Леви опирается локтями на бортик и смотрит на трибуну. Он хмурится:

– А это кто?

Мы с Эрином прослеживаем его взгляд. На одном из красных откидных стульев в первом ряду трибуны сидит женщина. На ней меховое пальто с поднятым воротником, который обрамляют пряди ее рыже-каштанового каре. Она наблюдает за нами с сосредоточенным выражением лица, скрестив ноги и теребя пальцами синий шарф. Ее губы сжаты в тонкую линию.