Боже, кажется, он плачет. Или нет? Да. Ошибки быть не может. Все его тело дрожит, а изо рта раздается тот самый странный, сдавленный хрип.

Без сомнения, он плачет. Но он как будто не знает, как это делается.

Я вцепилась обеими руками в ствол ели и не могу отвести от него взгляд. Вчера, я поклялась себе держаться подальше от Нокса. Мне казалось, что я разгадала его истинную сущность. Мне было ясно: Нокс по натуре сексист с дерьмовым характером, для которого лайки в «Инстаграм» важнее, чем любые отношения в реальной жизни.

Но сейчас… сейчас он производит на меня совершенно другое впечатление. Почему он плачет? Что с ним? И почему он так старается изображать из себя бессовестного спортсмена, когда на самом деле…

Когда на самом деле он растерян?

Я наблюдаю за его почти беззвучными рыданиями, словно парализованная. Нокс проводит руками по лицу, прежде чем опустить взгляд и устремить его на замерзшее озеро. Могу поклясться, что в этот момент черты его лица искажаются еще сильнее. Его плечи содрогаются, он хватает ртом воздух, и снова слышатся сдавленные хрипы, будто бы он отвык плакать.

Уже второй раз за это утро я чувствую, что вторгаюсь в чужую личную жизнь. Я не должна это видеть. Эти чувства не предназначены для моих глаз. Неважно, как Нокс вел себя по отношению ко мне вчера, это кажется неправильным.

Почти бесшумно я шагаю по плотному снегу, от которого уже онемели ступни и лодыжки. Я постоянно оглядываюсь через плечо, боясь, что Нокс может меня заметить, но сейчас он, кажется, не замечает ничего, кроме переполняющих его эмоций.

На обратном пути я иду быстрее. Бушующие мысли подгоняют меня, заставляя почти бежать, пока я пытаюсь прогнать образы его искаженного болью лица. Я не хочу жалеть Нокса. Я хочу считать его эгоистом, каким я его себе представляла. Но мои мысли становятся громче, яростнее, прозрачнее. Они сбивают меня с толку. Он сбивает меня с толку. Особенно потому, что у меня вдруг появилось ощущение, что Нокс может быть больше похож на меня, чем мне хотелось бы.

Ноги горят, когда я наконец останавливаюсь перед гостиницей «У Рут». Не столько от усталости, сколько от холода. Мне срочно нужен горячий душ.

В промокших кроссовках я захожу в дом. Первые жаворонки уже сидят за длинным деревянным столом в столовой. Снег с обуви сыпется на ковер.

Рут стоит у буфета и как раз заменяет пустую баночку из-под кленового сиропа на новую. Она оглядывается на меня через плечо и смеется:

– Пора называть тебя Эльзой.

– Эльзой?

– Снежной королевой, – поясняет она. – Каждый раз, когда я тебя вижу, ты насквозь заледеневшая. Только сосулек не хватает.

Рут протягивает мне яблоко. Я с благодарностью принимаю его и откусываю:

– Я была на пробежке.

– Вижу, – ее взгляд перемещается с моего спортивного костюма на кроссовки ее дочери. Она усмехается. – Ого, какое старье. Ариа никогда их не носила. Это была ее фраза, – Рут рисует пальцами в воздухе кавычки, – «Начну заниматься спортом».

– Она не занимается спортом? – удивленно спрашиваю я. Проглотив кусочек яблока, я добавляю: – В Аспене невозможно не заниматься спортом.

Рут тянется к тарелке с блинчиками, которые постепенно заканчиваются.

– Поверь мне, у Арии к этому прирожденный талант. Она любознательная и амбициозная, но спорт… Боже упаси.

При воспоминании о дочери на ее губах появляется улыбка, затем она снова подмигивает мне и, прихрамывая, направляется на кухню. Хотелось бы мне знать причину ее скованных движений. Может быть, остеопороз или остеоартрит?

Что до меня, то я не могу дождаться, когда наконец окажусь под душем и почувствую на теле горячие струи воды, которые с каждой секундой все больше его согревают. Прислонившись спиной к стене душевой кабины, я закрываю глаза и делаю глубокий вздох.