Мы, довоенные советские люди, и взрослые, и дети, твёрдо знали, что фашизм – это война. Мы были абсолютно уверены в её неизбежности. С каждым годом и с каждым месяцем атмосфера в мире и не только где-то вдалеке, но и в опасной близости от наших границ, становилась всё более напряжённой.

Мы всерьёз «играли» в войну; готовились к неминуемой войне. Нас не убаюкивали никакие умиротворительные заявления, разъяснения, опровержения ТАСС. Война подступала всё ближе к нашим границам. Всё тревожнее становилась жизнь. Всё чаще ночами снились раскаты военного грома. И потому говорить о внезапности и неожиданности войны я бы не стал. Скорее всего, неожиданным для большинства советских людей оказался день и час её начала…

Воспитанные в духе «неприкосновенности наших границ» и «несокрушимости нашей Красной Армии», мы по наивности считали: враг, напавший на Советский Союз, неминуемо и скоро будет разгромлен. Как неоспоримую истину мы принимали на веру вдохновенные строки песни, которая в ту пору была у нас на устах:

С такими мыслями и настроениями жили мы и в первые месяцы 1941 года – в условиях приближающейся войны.

В середине июня 1941 года я отлично, с похвальной грамотой, окончил семилетку (Барвенковскую неполно-среднюю школу № 2). Годом раньше с такой же похвальной грамотой окончила школу и моя сестра, не получив за семь лет ни единой четвёрки. Я сразу же отнёс заявление в десятилетку – среднюю школу № 1. Там уже год училась и Маруся. В то время эта школа называлась «образцовой» и учиться в ней считалось престижно. У меня, как и у других моих сверстников, не было иных планов, целей, желаний, кроме как продолжать учёбу: в школе или фабрично-заводском училище, в техникуме или на каких-либо профессиональных курсах. Учиться! И никаких других помыслов…

7-й класс Барвенковской семилетней школы № 2. Выпуск 1941 года. Ваня Осадчий (14 лет) сидит в первом ряду – третий слева. Во втором ряду: четвёртая слева – Екатерина Григорьевна Бакаева.

«Год 41-й. Начало июня… Все ещё живы… Все ещё живы… Все ещё живы…»

Но… Грянуло 22 июня. Официальную весть о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз я услышал в полдень из радиорепродуктора, установленного на телеграфном столбе в центре главной городской площади Барвенково: транслировалось выступление Вячеслава Михайловича Молотова.

И хотя все мы знали, что война в любой день может начаться, не хотелось верить услышанному. «Хотелось – не хотелось», – уже невозможно было ничего изменить. Война пришла к нам.

Незадолго до начала войны вышел в свет кинофильм «Если завтра война». Тогда советские люди приняли его оптимистический настрой, несокрушимую веру в неизбежность скорой и лёгкой победы над врагом. Из фильма вышла и песня с одноимённым названием. В ней были такие строки: «Мы врага разобьём малой кровью, могучим ударом».

Теперь, когда война стала жесточайшим фактом и реальность оказалась иной, чем та, которая звучала в фильме и в песне, – начались трудные раздумья: почему произошло иначе, чем мы предполагали, чем нам казалось. Поражал размах первых жесточайших массированных бомбардировок многих советских городов в западных областях страны, включая Минск, Киев, Севастополь и другие. Это никак не вязалось с нашей уверенностью, с нашей убеждённостью, что Красная Армия этого не допустит.

Война в одночасье поставила другие вопросы: как долго она продлится? Начнутся ли занятия в школе в сентябре? Что делать сейчас – сегодня, завтра?