– Серьезно, стоило ли это переделывать? – пробился ко мне сквозь ширящееся болото страха голос Деркки.

– Обязательно.

В словах Йитти не было неуважения, но я мог представить, как хмурится Деркка. Заклинатели – самые умелые целители, которым подчинялись все остальные.

– Я вполне способен как следует обработать его раны.

– Да, ученик заклинателя, и я тоже. Думаю, здесь надо потуже.

Напряжение между ними нависло надо мной, и две пары рук накладывали мази, швы и повязки, как две вороны, дерущиеся за труп.

Они, наверное, так бы и продолжали, пока на мне не останется живого места, если бы не пришла Истет.

– Капитан, – сказала она, и я открыл глаза. Она посмотрела на меня, но, конечно, обращалась к другому. – Капитан, – повторила она, – нам не стоит здесь задерживаться.

– Можешь оставить все мне, капитан, – сказал Деркка. – Не боишься же ты, что он теперь умрет?

– Я и не боялся этого. – В отрывистых словах сквозил гнев, который я видел в Мейляне. Вокруг поднимались столбы дыма, а мы сражались за пост капитана Вторых Клинков, Йитти – за правое дело, а я – за нечто гораздо более эгоистичное.

– Йитти, твой путь, случайно, не будет пролегать мимо Когахейры? – спросил я.

– Нет, скорее, как можно дальше от нее.

Он запихивал вещи обратно в мешок, и я схватил его за руку.

– Прошу тебя, Йитти. Он в опасности. Они все в опасности. Прошу тебя. Я не смогу туда добраться в таком состоянии.

Йитти вырвался и встал.

– Мне нужно идти.

Я с трудом приподнялся на локте.

– Йитти…

– Нет, не вставай, глупый ты человек. Развалишься, тебя только бинты и держат.

– Ты поможешь?

Он неопределенно хмыкнул и, закинув мешок на плечо, зашагал прочь.

– Йитти!

Я попытался встать, но Деркка толкнул меня обратно, и мир закружился. Когда он снова остановился, Йитти уже не было.

– Нет, то, что через «т», это «птица», – бормотал рядом со мной Тор, разбирая чилтейские слова.

Императрица Мико тоже много разговаривала сама с собой.

– Лидоа, – произнес я первое пришедшее на ум кисианское слово. – Лидоа ло каан.

Императрица приветствовала всех какой-нибудь вариацией этих слов, как и Лео. Тор посмотрел на меня поверх книги.

– Эш лидооса ма са мара.

Он закатил глаза, увидев мой пустой взгляд.

– После всего ты говоришь со мной на кисианском? Ты пожелал мне благополучия, а я послал тебя. Точнее, послал тебя трахнуть морского ежа.

Он взял книгу и сразу же снова ее отложил.

– Это она тебя научила? Или ты сам набрался, таскаясь за ней, будто за течной кобылицей?

Она была такой теплой подо мной той ночью в повозке, ее дыхание плясало по моей щеке, ее губы искушали.

Я ничего не ответил, но Тор рассмеялся.

– Упустил свой шанс? Ну конечно, упустил. Ты только и умеешь, что все портить. Фраза, которая тебе нужна, – это «Ао гашо те реместе мот, каа ло кииш ао фалачу шо лоа-да».

– Почему? Что она значит?

– Она значит «Я все время думаю о тебе, пожалуйста, сжалься и возьми к себе в постель», хотя, может, я использовал слова погрубее. Ведь я всего лишь какой-то дикарь.

От смеха, прозвучавшего как перекатывание камней в реке, заболело горло, но на лице Тора нехотя расплылась ухмылка.

– Да иди ты, Рах. Просто дай мне тебя ненавидеть.

– Я тебе не запрещаю.

Деркка кашлянул.

– Теперь дай ему отдохнуть, Тор. Я закончил.

С другой стороны костра на меня смотрела заклинательница лошадей Эзма э'Топи. После того как ее ученик закончил процедуры, я некоторое время дремал в одиночестве, а левантийцы в лагере занимались своими делами. Когда к вечеру небо потемнело, Тор накрыл пару седел грудой старых попон, чтобы усадить меня. На удивление, юноша не хотел оставлять меня одного.