– Давай выедем, а то снова заглохнет, гадина, – пробормотал Алексей, вытирая лицо обрывком бинта. – Ты за «старшего» не бычься. Это я для порядка.

– А я-то удумал, – Кутлов ухмыльнулся. – Давай без горячки. Докатим. Вот как обратно-то мне ехать? В кузове масла на два пальца набрызгано. Как же я с подконвойным?

– На шпиона и сядешь. Они откормленные, мягкие…

Тащились долго. До шоссе добрались без труда, но войск шло густо, втереться в колонну не давал регулировщик. Едва уловили момент, сунулись в разрыв. Оказалось неудачно – впереди шел тягач с прицепами, чадил так, что не продохнешь. Обогнать не получалось – и навстречу пер сплошной поток грузовиков. Шоссе – в общем-то, неплохое и даже не слишком разбитое – было узковато. Алексей изловчился – пропустил вперед шибко спешащих саперов. Потом контрразведчики оказались позади батареи на конной тяге. «Диверсантка» присмирела – катили не слишком гладко, но без сюрпризов.

– А леса тут схожие, – рассказывал Кутлов – его звали Семеном, и родом он был с какой-то дремучей Нижней Тотьмы. – У нас, правда, комарья пожиже. Да ты не отмахивайся, притерпи…

Кусали в потную шею комары, качалась белая недоделанная ночь, двигались и двигались сквозь бледный сумрак войска. Много их было. И даже несколько подбитых и сгоревших «тридцатьчетверок» у дороги настроение экипажу «диверсантки» не испортили. Командированные малость поспорили о Хельсинки; Алексею смутно помнилось, что столица вражья гораздо севернее стоит, а Кутлов утверждал, что «прямый путь, только тама шоссе шире станет». Но штурмом брать Хельсинку приказа нет, по плану окружат ее и ультиматум предъявят. Финнам о Ленинградской блокаде напоминать не надо – живо лапки задерут.

Впереди угадывался подъем – видать, гряда, где и располагался финский неприступный рубеж, что днем с ходу взяли. Погромыхивало уже недалеко. И взблескивало за озером смутно – видимо, отошедшие финны с досады клали «по площадям», спать нашим не давали. Левее от шоссе, за лесом активно работали пулеметы.

На посту посланцы пытались узнать о хозяйстве Товтеева. Из объяснений выходило, что «да черт его знает». Как финнов днем со дзотов и траншей сбили, так перепуталось все.

…Под колесами скрипел камень, «Диверсантка» переваливалась, виляя между воронок.

– Ща въедешь, – обеспокоенно забурчал Кутлов. – Въедешь, грю. Давай встанем да оглядимся, где погожей-то…

Машину пришлось заглушить. Мимо тянулись повозки, но на вопросы ездовые лишь отмахивались – никто хозяйства Товтеева не знал, да и по всему видно, знать и не мог, – в первый раз к здешней передовой шли. Попытка осмотреться ничего не дала – левее угадывались танки – с десяток машин, правее развалины то ли сарая, то ли просто груда камней, дальше шоссе уходило в лес. Кто-то возился на опушке, похоже, обозники разгружались.

– Вот в Хельсинках мы того Товтеева и найдем, – мрачно предрек Кутлов.

Алексей сполз-спрыгнул с борта, принялся вытирать липкие подошвы – это ж не кузов, а трясина какая-то ядовитая. Было душно, опять густо зудели комары.

– Вот завсегда так, – Кутлов закурил, – пошлют и ищи-свищи…

– Не кури рядом с машиной, – пробормотал Алексей.

– Так я только от мошки…

Из сумрака широким шагом явился человек в танкошлеме, резко двинул Кутлова по затылку, выбил и затоптал самокрутку.

– Охерели, вашу…?! Растопырятся как… Снайпер снимет…. не успеете…

– Ты чего… – Кутлов разглядел погоны, – виноват, товарищ лейтенант.

– Вы с бэ-ка с пункта боепитания? Туда, к батальону сворачивайте, – нетерпеливо махнул рукой танкист.

Алексей объяснил ситуацию. Лейтенант интерес к грузовику мигом утерял, но обстановку прояснил. Где Товтеев, танкисты, понятно не знали. Была вечером какая-то пехота, но та ушла назад, занимать финские траншеи. Это левее, за поселком. Еще впереди пехоты хватает – в лесу засели, по обе стороны от шоссе. Финны драпанули, но одиночки кругом лазят, к своим просочиться норовят. Лучше ощупью не шариться, ибо напороться, как те два пальца…