Внутри закрытых ворот я обнаружила Лашак э’Намалаку, разговаривающую с капитанами родов Шет и Охт, а также своего Первого Клинка, капитана Атума э’Яровена. Капитан Тага эн’Окча тоже была здесь, и, вспомнив про Ясса, я не могла посмотреть ей в глаза.

– Что происходит? – поприветствовала я капитана Атума. – Говорят, что враги у ворот.

Он коротко рассмеялся.

– Враги? Нет, не враги. Враг.

Я уставилась на него – понимание, похоже, где-то заблудилось по пути ко мне.

– Боюсь, я не совсем поняла, капитан. Враг? Там… там, за воротами, один человек?

– Так говорят дозорные. – Он указал на левантийцев, стоявших вместе с кисианцами на сторожевой башне. Стены поместья были не слишком высокие, но толстые и крепкие, и вполне могли пережить нападение одного врага.

– Мы так взволновались из-за одного человека?

Капитан Тага рассмеялась так же невесело, как и капитан Атум.

– Нас волнует не количество врагов.

– А что же тогда?

– Дорогу его величеству!

Позади нас поднялись крики, и толпа расступилась, шаркая сапогами по камню. Подошел Гидеон в сопровождении двух Клинков в имперских плащах. Тот самый старый низенький кисианец тоже был с ними, он сутулился, будто пытаясь стать невидимым. Я посочувствовала тому, в какое положение поставили его жестокие повороты судьбы.

– Откройте ворота, – приказал Гидеон, его великолепный шелковый плащ развевался так далеко за спиной, что сейчас он больше походил на того левантийского капитана, за которым мы последовали в эти чужие земли.

– Ты уверен, гуртовщик? – спросила капитан Тага, поглаживая оперение стрелы. Мы можем просто сделать из него ежа.

– Нет. Откройте ворота.

Капитан Атум, никогда не поручавший другим то, что мог сделать сам, вышел вперед. Другой человек оглянулся бы посмотреть, не передумал ли его гуртовщик, но только не Атум. Он поднял засов и с грохотом бросил его на землю. Вдалеке эхом прогремел гром, но никто не говорил и не шевелился. Клинки у ворот напряглись, готовясь к бою.

Атум взялся за одну створку, Тага за другую, и вместе они потянули их, кряхтя от натуги. Между створками показался кусочек ночи, становясь все шире. В проеме стояла одинокая фигура. Тень в ночи.

Вокруг зашептались. Глаза метались от Гидеона к вновь пришедшему и обратно, но никто не шевелился, пока ворота со стуком полностью не открылись. Человек подошел. Медленно, спокойно, уверенный в том, что его хорошо примут. Он остановился в нескольких шагах от Гидеона. Бледная рука откинула капюшон.

Посреди собирающейся бури стоял Лео Виллиус. Те же волосы. Те же глаза. Та же улыбка. Даже льняная маска, висевшая на шее, казалась той самой, которую мы сожгли. Только без шрама на перерезанном нами горле. И отрезанные губы, и выколотые глаза были на месте – глаза, посмотревшие на меня, на Тагу и Атума, а потом на толпу, прежде чем тяжелым, как сотня голов, взглядом остановиться на Гидеоне.

– Добрый вечер, ваше величество.

Эта сука непрерывно пялилась на меня. Никакие красоты пейзажа не привлекали ее внимания. Она не обращала внимания ни на шум снаружи, ни на тряску нашего экипажа. И когда день обратился в ночь, взгляд ее странного цвета глаз продолжал вгрызаться мне в плоть.

– Прекрати, – сказала я ей. Никакого толку. Я пыталась ругаться, обливала ее долгими потоками цветистых проклятий, почерпнутых в плавильном котле женавского порта, но она смотрела еще пристальнее. Пусть и молчала, но понимала прекрасно. И теперь не отвела взгляд. Я с тяжелым вздохом закатила глаза. – Прекрати таращиться на меня. Прошу тебя.

Ее губы чуть изогнулись в улыбке, а внимание обратилось на обмякшую фигуру императрицы Ханы Ц’ай рядом со мной. Минут десять отдохнуть от обжигающего взгляда лиловых глаз – ради этого стоило вежливо попросить.