– Николай Александрович, это мы без труда скорректируем, только имейте в виду, что там и экономика гораздо мощнее, – мало того, что промышленность развита лучше, так и сфера услуг несопоставимо доходнее.

– Над этим мы тоже с Вами должны будем подумать, – я не был настроен сейчас приходить к окончательным договорённостям, пока я лишь прощупывал почву, изучая человека, с кем в одной связке мне предстояло работать долгие годы. – Я лишь привёл пример возможных корректив. Как Вы к подобным поправкам с моей стороны относитесь?

– Положительно. Я согласен, – этот человек явно привык брать быка за рога без лишних сантиментов. – Одна голова хорошо, а две лучше! Не знал, Ваше Величество, что Ваши знания в экономике настолько глубоки и современны. Мы с Вами всегда найдём общий язык, не сомневайтесь. Осталось выяснить главный момент – когда можно приступать?

– Завтра, пожалуй, – затягивать процесс было явно не в моих интересах. От трагической гибели меня отделял ещё весьма внушительный временной промежуток, но хотелось начать действовать немедленно. Пока мои ручки не были связаны обязательствами перед различными Думами, Парламентами и Учредительными собраниями, я мог действовать оперативно, единолично принимая решения. А решения Государственного Совета, с Великим князем Николаем Михайловичем во главе, носили характер, как я понял, скорее рекомендательный.

Витте оставил три аккуратные стопочки бумаг. К моему огромному удивлению, информация была напечатана на машинке, а не написана от руки. Сергей Юльевич живо интересовался техническими новинками, особенно теми, которые облегчают человеческую жизнь. Как я узнал, наведя справки, машинка «Ундервуд» с русским шрифтом была изготовлена за океаном в трёх экземплярах по его специальному заказу. Читать машинописный текст было гораздо приятнее, чем рукописные каракули, хотя, признаюсь честно, обилие твёрдых знаков в конце слов вначале напрягало, а потом я просто перестал эти знаки замечать.

Впечатление от знакомства с господином Витте (слово «товарищ» к нему было совершенно неприменимо) в целом было положительным, хотя явно этому человеку нужен был «хозяин», иначе он вполне мог сесть на шею, что в мои планы явно не входило. Простились мы весьма дружески. Понятно, – у каждого человека, как и у любой медали, всегда есть две стороны, но, в любом случае, это будет человек, мною возведённый на самую вершину бюрократического Олимпа. Мой человек.

Я протянул руку, Витте уверенно пожал её, его ладонь была мягкой, сухой и сильной. Не желая более тратить моё время, он развернулся и направился к двери.

– Сергей Юльевич, простите, позвольте задать крайний на сегодня вопрос. А как Вы охарактеризуете нынешнего председателя Комитета министров?

– Наша государственная система, как я заметил, очень ценит и привлекает чиновников, которых я называю оловянными. От тысяч таких же оловянных чиновников Иван Николаевич очень отличается…своими пышными баками.

Мы оба искренне расхохотались.

Вторым моим посетителем в этот день, как и было намечено, стал Иоанн Кронштадтский, а в миру – Иоанн Ильич Сергиев. Он был очень бодр для своего возраста и выглядел не по годам молодо, на лице светилась обычная приветливая улыбка. В одной из книг, прочитанных мною этой бессонной ночью, я уже прочитал, что «самый внешний вид отца Иоанна был особенный, какой-то обаятельный, невольно располагавший к нему сердца всех: в глазах его отображалось небо, в лице – сострадание к людям, в обращении – желание помочь каждому». Это было истинной правдой. Особенно меня поразили глаза – чистые, светлые, смотрящие словно вглубь тебя и видящие твою душу насквозь.