Попутчица смотрит в окно, на пробегающие фонари, потом снова на меня.
- Извини, это я так. Наша сила в нашей слабости. Ну, куда наши кавалеры пропали?
Молодые люди – Гера и Севастьян – приносят чай. Мы ужинаем, оживленно беседуем. Кира расспрашивает их куда едут, чем занимаются. Гера оказывается шутником, сыпет анекдотами. Сева поспокойнее, больше молчит и улыбается.
Я смотрю на них и почему-то думаю, что у меня обязательно все будет хорошо.
Ну и что, что Ильяс от меня отказался? Значит, это мой путь, моя судьба.
Может и не стоит мне возвращаться в столицу? Что меня там держит?
Последнее время я жила в доме Умаровых, в квартиру, которую я снимала с подругой уже заехала другая девчонка – они пустили меня на три дня, перекантоваться.
Работа? Медицинский колледж я окончила, правда, последний год почти не училась – работала, Товий Сергеевич помог. Дело сестринское я знаю, уколы, капельницы – все могу. Конечно, зарплата оставляет желать лучшего, но при желании можно устроиться и заработать.
- Надюшка, о чем задумалась, красивая? – улыбается мне Гера, подмигивая.
- Так, о жизни. – улыбаюсь в ответ, очень уж он заразительно это делает.
- Курить пойдешь?
- Я не курю. И потом… нельзя же?
- Станция, стоянка пять минут, мы поскакали!
- Только вернитесь, ребята! - улыбается им Кира.
Они и правда выходят на улицу, а соседка пристально смотрит на меня.
- Ты зачем в такой жуткий цвет волосы красишь, а?
Я опешила, не ожидая такой прямолинейности.
- Я не просто так спрашиваю. Я же салон красоты держу в нашем Руднике, раньше сама была мастером, теперь вот управляю. Ты же блондинка, натуральная?
Опускаю глаза. Не могу я рассказывать почему сознательно закрашиваю натуральный цвет. Почему хочу казаться хуже, чем я есть на самом деле.
- Не хочешь, не говори. Но… ты в Рудник надолго?
- Пока не знаю, может и насовсем.
- Домой? К маме-папе?
- Нет. Нет у меня мамы-папы. – Выдыхаю, стараясь, скрыть подкатившие слезы. Они сами появляются. Стоит услышать слово мама. Автоматически. Независимо от меня.
Ее ладонь накрывает мою, что-то такое теплое, ласковое, материнское есть в ее жесте.
- Прости, воробушек.
Недоуменно вскидываю глаза.
- Как вы меня назвали?
- Воробушек, прости если обидела, не хотела, но ты… ты правда похожа на маленького встрепанного воробушка. Обиделась?
Я улыбаюсь.
- Просто… меня все называют воробушком. У меня фамилия Воробьева.
Мы начинаем смеяться, разряжая атмосферу.
- Как я угадала, а? А в салоне своем я тебя жду! Ты, конечно, не гадкий утенок, но лебедя мы из тебя точно сделаем.
- Не надо, спасибо… мне и так… нормально.
- Не нормально! Красивая девушка не должна над собой вот так измываться. И насчет денег не переживай – это будет мой подарок! Давно мечтала почувствовать себя феей-крестной. Сделаем из тебя красоточку! Закачаешься! Потом и принца найдем.
- Не надо принца…
Куда мне принц? Когда я на втором месяце? Принцы за беременными Золушками не бегают…
***
- Спасибо, я не буду, - улыбаюсь Гере, решительно отодвигаясь, от его руки, протягивающей кружку.
- Почему? Болеешь что ли?
- Ребёнка жду. – говорю как-то просто, решая, что врать на эту тему точно не стоит.
- Какого ребенка, ты сама дитё! Тебе восемнадцать-то есть? – Герман, по-моему, потрясен этой новостью.
- Мне двадцать скоро. – снова пытаюсь улыбаться. Мне скрывать нечего.
- Ты же не замужем?
- А что, для этого обязательно штамп требуется?
Он опускает голову, понимает, что явно сам этим самым занимается без всяких штампов.
- Защиту тогда надо, что ли…
А вот это уже обидно. Надо. Да. Только кто об этом думал? Точно не я, дурочка влюбленная. Которой просто дышать рядом с ним – уже было сладко!