Наверное, это ужасно, но я была очень счастлива, когда Ильяс меня целовал.

- Что ты молчишь? – он говорит сквозь зубы, недовольно, зло. А я не понимаю, какая муха его укусила?

И вообще, стоит ли ему отвечать?

- Мне сказали, что с вами теперь нужно гулять обязательно два раза. Сейчас я вам помогу собраться, пойдем на улицу.

- Я сам в состоянии собраться.

- Тогда мне вас ждать у выхода?

- Да. Выйди. И дверь закрой.

Выхожу, как он просил, дверь прикрываю, вижу, что Ильяс поехал в ванную.

В коридоре горничная Гуля, улыбается мне, качает головой.

- Мы все молились чтобы ты вернулась. Без тебя с ним сладу нет.

- Со мной тоже.

Да уж! Со мной стало, видимо, еще хуже. Ильяс первые два дня после моего возвращения рычит на всех, злится, ругается.

А потом во время прогулки решает уехать от меня. Дорожки для его коляски специально чистят, посыпают песком – в феврале снега много выпало – но видимо какой-то участок пропустили, наледь попадает под колеса, и Илик переворачивается.

Я дико пугаюсь, бросаюсь к нему, он лежит на заледеневшей плитке, хорошо, что его не придавило. Приседаю, протягиваю руку – это моя ошибка, потому что Ильяс резко дергает меня на себя, и я оказываюсь лежащей на дорожке рядом с ним, под ним…

- Попался, Воробушек?

Молчу, потому что я на самом деле попалась!

- Язычок проглотила?

Интересно, а у воробьишек есть язычки?

Я хмыкаю, потому что это очень смешно думать в такой момент о том есть ли у мелкой пташки язык.

- Ты чего смеешься?

- Ничего. Просто так.

- Тоже подумала есть ли у воробья язык?

Ого! Вот это интересно!

- Подумала… Изменница несчастная. Бросила меня одного, на целых три недели.

- Одного? К вам вообще-то невеста должна была прийти.

- Какая невес… Чёрт. Один ноль в твою пользу. Где ты была?

- Может мы встанем и поговорим?

- Зачем? Мне удобно лежать. Так… мягко.

О, Боже! Он елозит по мне, и жар окатывает с ног до головы. Мне стыдно. Очень. И приятно, тоже очень.

- Холодно…

- Да? А… если так?

Ильяс переворачивается резко, и теперь он оказывается на земле, а я на нем.

- Не надо, Илик, правда холодно. Вам вредно, надо встать…

- Извини, малышка, видишь, какое дело, встать-то я как раз и не могу…

Вижу ухмылку на его лице. Горькую.

- Я помогу.

- Не поднимешь.

- Охрану позову.

- Слушай, дай мне удовольствие получить, а?

- Удовольствие? – смотрю на него, не очень понимая, о чем он…

- Приятные воспоминания. Как будто я опять нормальный. Кувыркаюсь с красоткой.

- Я не красотка. Пусти, пожалуйста.

- Мне плевать, даже если ты Квазимодо. Я слепой.

Неожиданно коробят его слова. Надоело. Дергаюсь сильнее, пытаясь разорвать кольцо рук.

- Пусти, быстро!

- Тихо, тихо… ты чего, Воробушек?

- Ничего, пусти!

- Я же не сказал, что ты страшненькая. Ты…Ты так вкусно пахнешь, так бы и съел.

Чувствую его губы совсем близко. Отворачиваюсь. Но он находит мое ухо и… меня словно током прошибает! Я представить не могла что это будет настолько приятно! Еле сдерживаю вздох. Дрожу…

Мамочки, как же мне хорошо! И… больно. Потому что он играет, забавляется. Ему все это скоро надоест, а я…

Я, наверное, буду вспоминать это время как лучшее в жизни.

Просто потому, что ОН был рядом.

- Ильяс, что тут происходит?

О, Боже… Как мне стыдно! Просто… Дико стыдно. Готова сквозь землю провалиться!

Тамерлан в это время обычно на работе, я вообще редко его вижу. После возвращения мы только по видеосвязи общались – он спросил, как дела, не нужно ли мне чего, рассказал про распорядок Ильяса, обязательные прогулки, ну и все. Из семьи я вообще мало кого вижу.

Мать их чаще всего в комнате сидит, я знаю, что ей тяжело видеть Ильяса. Она приходит к нему раз в день, когда он точно один. Доктор Самад говорит, что у нее с сердцем проблемы, надо наблюдаться, но она отмахивается. Все повторяет, что у Бога прощение нужно вымолить. Вымаливает.