Я всегда это чувствовал. Всегда, сколько себя помню, жил с пониманием того, что мой брат успешный, умный, сильный. Настоящий глава клана. Будущий глава семьи. Даже, скорее, действующий, потому что именно Тамерлан в свое время спас нашу семью, наш клан от окончательного падения.
Тамерлан номер один. Тамерлан – всё!
А я, Ильяс, никто. Так… золотой мальчик мажор, которому все на блюдечке.
Хочет Ильяс заниматься искусством – да, пожалуйста, от него же никто ничего больше и не ждет.
Хочет Ильяс гулять и веселиться – да, нет проблем, он же младший, от него никаких чудес ждать не приходится.
Хочет Ильяс взяться за что-то серьезное – да зачем тебе это, малыш? Гуляй и веселись! Брат за тебя все решит.
А если я хотел решить сам?
И на это у меня тоже есть ответ. Хотел бы – решал бы! И не принимал бы с удовольствием тот факт, что ты никто, звать никак, золотая молодежь к которой не относятся серьезно, прожигатель жизни!
И я ведь прекрасно помню тот день, когда в брата стреляли. Когда его жизнь висела на волоске! Когда даже веселый балагур доктор Товий сказал серьезно отцу и матери, что все в руках нашего Бога. Как он решит. Его Товия руки больше ничего сделать не могут.
Отец тогда посмотрел на меня. И я все прочитал в его взгляде. Он смотрел с таким разочарованием! Словно жалел, что на операционном столе не я – никчемный младший – а брат. Словно прикидывал, как низко падет наша фамилия, если во главе клана встанет не Тамерлан, старший брат, носящий имя героя, а Ильяс, Илик, младшенький, который так же носит имя младшего брата великого воина.
Мокрая рубашка липнет к телу. Неприятно. Холодно.
Заслужил. Все заслужил.
Сглатываю, потому что в горле ком. Закрыл бы глаза, да они и так закрыты.
– Надежда! Где ты? – тишина. – Надя! Вернись!
– Ильяс! – голос брата доносится из комнаты. – Илик, в чем дело?
Слышу твердые шаги, скрип двери.
– Илик? Ты что? Что случилось?
– Просто… помыться решил.
– В одежде?
– Да. Так веселее.
– Зачем Надежду напугал?
Я напугал? Весело.
Чёрт… пугал я, или не пугал, она ушла. И… скорее всего больше не вернется. Никогда.
И я никогда больше не услышу ее голос. Журчащий ручеек. Чириканье милого, маленького Воробушка.
– Отвали, Там, пожалуйста. Дай полотенце и…
– Я принесла полотенце.
Чик-чирик…
Чирик-чирик! Воробушек!
Еле сдерживаю улыбку, хотя чувствую, что моя губа все-таки дергается.
И слышу словно в ответ очень легкое хмыканье. Нежнее чем чириканье воробья.
Понимаю, что Там его вряд ли мог уловить. Это не для его ушей. Для моих.
Мои локаторы становятся чувствительнее с каждым днем. Компенсация слепоты. Становлюсь чувствительнее в других местах. Самых разных.
– Надя, я думал… – Тамерлан откашливается, – вы вроде сказали, что работа вам не подходит?
– Я…передумала. – говорит уверенно, но ей снова не удается меня обмануть, я нутром ощущаю внутреннюю вибрацию. – Если только сумма гонорара, которую вы озвучили в силе.
Гонорар, значит! Интересно, сколько же ей Тамерлан посулил?
– А я могу узнать сумму гонорара моей сиделки? Может, это не она за мной, а я за ней ухаживать должен? Вдруг она богаче меня теперь? – ёрничаю, нарочно, чтобы не выдумывала там себе!
– Это конфиденциальная информация, Ильяс. Сиделку нанимаю я, так что, – брат старается казаться суровым и деловым.
– Я и сам могу нанять свой персонал, не так ли, Там? Я же… не нищий? Отец ведь мне что-то оставил?
– Мы обсудим это позже, брат, без свидетелей. А теперь, простите, мне нужно идти.
– До свидания, Тамерлан Александрович.
– Что, даже не посмотришь, как она меня вытирать будет? Доверяешь персоналу с первой минуты?