Она сказала:

– Есть одно условие.

– Только скажите!

– Я хочу поменяться квартирами. Чтобы нам жить на первом этаже.

– Это теперь ваш дом, – ответил Анджело.

– И еще…

– Что?

– Я бы вас попросила ставить машину на улице. Чтобы двор был только наш.

Анджело несколько секунд переваривал ее слова. Уголки рта у него приподнялись в печальной улыбке – он начинал понимать, какие последствия несет ему перемена. Эйлин не хотела ничего знать о его переживаниях… совсем ничего.

– Без проблем, – сказал Анджело, мгновенно придя в себя. – Места для машины хватит. В крайнем случае можно и пешком пройти квартал-другой.

– И гараж нужно будет освободить.

– Все оттуда уберем, не беспокойтесь.

– И из чулана в подвале. Вы можете занять тот, которым мы сейчас пользуемся.

Кажется, он присвистнул. От растерянности или в знак восхищения – трудно сказать.

– Разберемся, – сказал Анджело.

– Я просто хотела внести ясность.

Анджело взял из вазы на комоде ключи Эйлин и покрутил их на пальце.

– Вас понял.

– Я поговорю с Эдом.

– Так, значит, квартиру за нами оставите?

– Да.

Он бросил ключи на место и расправил плечи:

– За посильную плату?

– Я же не стану с вас три шкуры драть, – сказала Эйлин. – Вы нам как родня.

– Даже если я помру?

– Анджело! Господи, да вы что?

Он посмотрел на нее не как смотрят на женщину, а как на другого мужчину.

– Я спрашиваю: даже если я помру?

– Конечно. Даже если вы умрете.

– Просто хочу знать, что мою семью не бросят на произвол судьбы. – Анджело попятился к лестнице.

Эйлин шагнула за ним:

– Я понимаю…

– Давайте выясним, сколько в принципе стоят дома такого типа, а потом вы мне заплатите меньше?

– Мне нужно посоветоваться с мужем, – повторила Эйлин. – Еще надо проверить, сможем ли мы взять ипотеку…

– Не волнуйтесь! – Анджело обернулся, улыбаясь почти весело. – В нашей стране люди вроде вас – правильные такие, с деловой хваткой – могут всего добиться.

В больнице снова не хватало медсестер. Эйлин засиделась допоздна, заполняя медицинские карты, а когда пошла раздавать больным лекарства, один пациент хотел шлепнуть себя по губам ладонью, как делают тупицы, закидывая в рот горсть таблеток или арахиса, но промахнулся и выронил таблетку. Она куда-то укатилась по линолеуму. В аптеку дозвониться не удалось – там не брали трубку, а запас этих таблеток как раз кончился. Пришлось встать на четвереньки и шарить по полу. Минут через пятнадцать Эйлин обнаружила таблетку в пыли под самой дальней койкой. Она не глядя помахала пациенту рукой в знак победы, а когда выползла из-под койки, оказалось, что он по-идиотски пялится на ее пятую точку. Страшно хотелось затолкать проклятую таблетку ему в пасть и рукой подбородок прихлопнуть, да так, чтобы все зубы лязгнули, – но Эйлин сдержалась. Нельзя ронять себя из-за тупого придурка. Она молча вернула таблетку в картонный стаканчик. В избранной ею профессии – точнее, профессия сама ее избрала и подчинила себе – даже административным работникам приходится иной раз почувствовать себя куском мяса.

Было почти половина седьмого, когда Эйлин наконец выехала на Истчестер-роуд. Слава богу, на Хатчинсон-Ривер-парквей транспорт кое-как двигался, а «Метсы» сейчас играли в Бостоне, поэтому оставалась надежда, что за мостом не будет пробок. Во время плей-офф на шоссе творился кошмар, бессмысленный, бесцельный и бесконечный. Впору поверить, что во вселенной все устроено случайно, а не по продуманному плану. Седалищный нерв дергало болью, и ноги немели от долгого сидения за рулем, да и никакого терпения не хватало торчать в пробке, продвигаясь вперед по дюйму в час.