– Может, отложишь книжки на пять минут? – спросила мама. – Подвезешь нас с друзьями…

– Куда подвезти? Какие такие друзья?

– Мои друзья, из группы.

Из группы, мысленно повторила Эйлин. Звучит почти светски.

– Возьми мою машину, – сказала она, не отрываясь от учебника.

– Я боюсь ее водить.

Мама всего год как получила права и на дорогах чувствовала себя неуверенно, а «понтиак» был еще совсем новый.

– У меня контрольная.

– Мы договорились подвозить друг друга по очереди. На этой неделе я обещала за всеми заехать.

– Не надо было обещать.

– Ну перестань! – сказала мама. – А то опоздаем.

Первый знакомый жил в районе Джексон-Хайтс. Эйлин удивилась, увидев большой кооперативный жилой комплекс; она-то думала, что люди со средствами не страдают обычными человеческими недостатками. Мама вышла из машины, а Эйлин сейчас же достала учебник. Она решила, что будет заниматься при каждой возможности, даже когда в машину сядут мамины друзья. Нет у нее времени на пустые разговоры, хватит и того, что она согласилась помогать в этом печальном путешествии.

Вернувшись, мама сказала повеселевшим голосом:

– Познакомься, Хайрам, это моя дочь, Эйлин.

– А, – отозвался тот, усаживаясь на заднее сиденье. – Значит, ты у нас сегодня Харон?

– Эйлин, – поправила она.

– Харон, лодочник. На реке Стикс.

– А-а, – сообразила Эйлин. – Ну да.

– Мертвецов через реку перевозит.

Забираясь в машину, Хайрам стукнулся головой и сбил набок накладку, но, вместо того чтобы незаметно поправить, снял ее совсем и снова пристроил на место с такой непринужденностью, будто носил не для того, чтобы скрыть лысину, а чтобы ее подчеркнуть.

– Ты-то как раз очень даже живой, – прыснула мама. – Чего не скажешь о твоей нашлепке!

– Вот тебе мораль: не доверяй мужчинам с заемной шевелюрой.

– Разумный совет, – отозвалась Эйлин.

– Скажи это моей жене! Хотя видели бы вы мои кудри, когда мы с ней познакомились! Я был Самсон.

Эйлин смотрела в зеркальце заднего вида, как он задумчиво глядит в окно. Хайрам перехватил ее взгляд и посмотрел прямо в глаза, словно привык к тому, что за ним наблюдают.

– Бойтесь женщин, приносящих ножницы, – хмыкнул он, словно знал какую-то тайную шутку и благодаря ей все тяжелое и трудное становилось невесомым. – Бойтесь ланчей на три бокала спиртного.

– На один бокал, – поправила мама.

– Ну что же, если уж ехать в преисподнюю, то с шиком! Чудесная машина.

– Спасибо, – сказала Эйлин.

– Наоборот, – возразила мама. – Мы выбираемся из преисподней.

– Да-да, – вежливо согласился Хайрам. – Мы в чистилище, но полны надежд. По крайней мере, не поддаемся отчаянию. А если и поддаемся, то в этой прекрасной машине.

Мама искрилась весельем, когда звонила у очередной двери, усаживала друзей в машину и легкой болтовней поддерживала непринужденную атмосферу. Эйлин так и не смогла раскрыть книгу, даже пока в машине был один Хайрам. Неожиданно для себя она прекрасно провела время. За несколько минут поездки она успела разглядеть каждого и поняла, что позитивный взгляд на жизнь давался им нелегко. Всех удалось доставить в три приема. Припарковавшись у обочины, Эйлин наблюдала в зеркальце, как мама с последней четверкой разнокалиберных приятелей и приятельниц спускается в подвал дома священника.

На обратном пути, после того как они всех развезли по домам, мама курила, выпуская дым поверх чуть приопущенного стекла, и говорила, говорила без умолку. А Эйлин видела, что при всей деланой бодрости уголки рта у матери опущены вниз, как у рыбы, попавшейся на крючок. Мама не верила, что Эйлин ее до конца простила. Эйлин и сама не была в этом уверена, хотя и сказала, что простила, когда мама, усадив ее однажды за кухонный стол, принялась каяться в своих прошлых ошибках, которые Эйлин старалась забыть. Мама силилась зачеркнуть прошлое, а Эйлин не могла от него избавиться. Ее постоянно точила мысль, что все это, казалось бы, прочное благополучие в любую минуту может растаять, раствориться в проклятой жидкости, что пропитала все ее детство, неся с собой гниль и распад. Неистребимый запах прошлого темной тучей висел между ними, отравляя воздух, и не было больше рядом посторонних, чтобы эту тучу развеять.