– Товарищ сержант, тут никого.

– Ты это, в соломе покопайся.

Куропай передернул затвор и прошил короткой очередью стог соломы. Пули раздробили в щепы доску противоположного борта и днища.

Водитель вжал голову в плечи, быстро отступил от греха подальше в лесок. Вдруг сейчас бабахнет. Повезло – пули в бензобак не попали.

– Ты что? – заорал Пашка на Куропая.

– Ну так, это, чтобы наверняка, – ответил он.

– Ты ж не на войне, дурило. Отставить стрелять!

Пашка сам залез в кузов. Потом залез и третий гибэдэдэшник.

Сапогами, стволами «калашей» они разгребали солому.

Вроде бы в соломе кто-то раньше лежал – как будто в норе.

– Смотрите, – Куропай указал мушкой своего «калашникова» на блестящую пуговицу. Она была военного образца, со звездочкой.

– Да, он здесь точно был… – подтвердил третий мент. Он внимательно осматривал смачный человеческий плевок.

– Ушел гад! – буркнул Куропай. – Почувствовал засаду, и ушел!

– Эй, Викентий, иди сюда! – Пашка спрыгнул с кузова.

– Да я ничего не знаю. Мужик какой-то попросил подвезти, – издалека громко ответил Викентий. – Говорил, что в Казахстане служил…

– Подойди, подойди.

Викентий нехотя приблизился к сержанту, не зная, что сделать со своими руками, не то поднять, не то за спину заложить.

– Это он? – Пашка достал из нагрудного кармана фотоснимок Локиса и показал Викентию.

– Это самое, – водитель «Зилка» почесал затылок. – Я-то без очков… Помню не ясно.

– Как это помню не ясно? – грозно сказал Пашка.

– Смутно. Вижу я не очень-то.

– Как это вижу не очень? Ты же за рулем! – удивился Пашка.

– За рулем-то, за рулем… это я по-привычке.

– Викентий, ты мне шутки не шути… А то права сейчас свои мне подаришь…

– Кажись, он. Точно, – резко вспомнил Викентий, – белобрысый, такой же.

– Ладно, как ты ехал? – спросил Пашка.

– По проселку, вот сейчас, первым отсюдова влево. Потом выехал на дорогу. Солому, ото самое, с лужков за поймой собрали, – начал объяснения совхозник.

– Ладно, можешь ехать, – махнул на него рукой Пашка.

Сержант дважды дунул в рацию и отчетливо передал информацию о том, что подозреваемого видели в таком-то районе.

– Это самое, – Викентий посмотрел на расщепленный борт кузова, – а что мне с этим-то делать?

– Поезжай, поезжай, – сказал Куропай. – Это… Скажешь, мол, в боевых действиях поучаствовал.

– Форс-мажорные обстоятельства, – сказал третий гибэдэдэшник…

– Какой, блин, тут форс, это самое… – проворчал Викентий. – Никакого форсу, беда одна, – взялся он за голову.

– Не мешай работать, – грозно сказал Куропай.

Матерясь на чем свет стоит, Викентий забрался в кабину своей машины и завел мотор.

Раненый «зилок» заморгал левым поворотником, вырулил на дорогу и, мерно урча, поехал сдавать солому в совхоз…

– Мужики, нам благодарность, – весело сообщил Пашка. – Приказали быть начеку, но не высовываться. Основные поиски перенесут в наш квадрат.

– Вертушку поднимут? – спросил Куропай.

– Должны, – ответил Пашка.

– Пошли в машину, – предложил третий. – Мне жена термос с кофе и бутерброды приготовила. Позавтракаем заодно.

Трое гаишников влезли в казенный автомобиль. Громко хлопнули металлические двери…

…Старшина спецназа ВДВ Иван Фомичевых и младший сержант Дмитрий Шимаченков плутали в лесах. Казалось, что они заблудились, полностью потеряли ориентацию. Несколько раз они переходили одну и ту же речку, пересекали одну и ту же дорогу. Однако во всех этих петлях, восьмерках, зигзагах, в которые складывалась траектория их движения, проявлялись закономерность и логичность. Фомичевых и Шимаченков шли своим путем, довольно долгим и замысловатым, к реке Прохладной, к тому самому аэродрому (теперь заброшенному), который по заданию необходимо было сфотографировать.