* * *

«После Октябрьского переворота 1917 года Дальний Восток – одна из самых сложных территорий России, где накопилось множество проблем.

Большевики хотели сохранить территорию в составе Советского государства, но при этом избежать широкомасштабной войны. В то же время страны Азии, прежде всего Япония, пытались оставить Дальний Восток с его богатыми ресурсами за собой путем оккупации всего региона. Сложная международная и военно-политическая обстановка в начале 1920 года привела партию большевиков и Советское правительство к политическому маневру – временному отказу от восстановления советской власти в Забайкалье и на Дальнем Востоке и образованию на этой территории «буферной» республики (ДВР). В 1920 году после разгрома Колчака большевики пошли на создание «буферного» государства, формально независимого от Советской России с целью отсрочить войну с Японией и по возможности вытеснить интервентов мирным путем с Дальнего Востока.

7 января 1920 года Политцентр отправил делегацию для переговоров о перемирии с Советской Россией и образовании временного буферного государства в Восточной Сибири. 19 января 1920 года в Томске было решено организовать «буфер» с границами по линии Оки и Ангары. 28 марта 1920 года в Верхнеудинске открылся съезд трудового населения Прибайкалья, который 2 апреля принял решение об образовании «буфера» на Дальнем Востоке во главе с многопартийным правительством (большевиков, эсеров, социал-демократов. После обсуждения 6 апреля 1920 года был принят документ, формально узаконивший создание нового «буферного» государства.

Население ДВР вело активную борьбу с японской оккупацией за свободу и независимость нового государства.

Оккупационная зона японцев на Дальнем Востоке продолжала неуклонно сокращаться.

25 октября 1922 года партизаны заняли Владивосток, а уже 15 ноября ВЦИК объявил ДВР составной частью РСФСР».

* * *

Партизанский отряд товарища Бирюкова прошлой зимой «квартировал» в глухой таежной балке среди сопок. Из врытых землянок торчали жестяные трубы. По ночам в низинах собирался холодный осенний туман. Дров много. Из-за дальнего расстояния до первых селений печного дыма можно было не опасаться. Сопки надежно закрывали собою это партизанское убежище. Сюда не долетали даже гудки паровозов. Снег завалил звериные тропы. Ветер грохочет в тайге. Замшелые столетние лиственницы высятся над сугробами. Нет следов рыси и зайца. Непроходимые трущобы черного хвойного леса, бурелома, кустарников. На десятки километров кругом чаща, марь, валежник, каменные россыпи.

На самой железной дороге и вдоль нее беспредельно хозяйничали японцы. В планах было, если партизанская война затянется, вновь использовать уже оборудованный и когда-то обжитый лагерь. Но события показывали, что скоро все изменится. Можно будет окончательно выйти из тайги и, слившись с регулярной Красной армией, бить врага до победного конца.

Фроську по приказу семеновского штабс-капитана Яхонтова привязали руками назад к столбику. Притащили охапку сена. Готовились запалить.

– Как же так, Фрося? Смею обратиться, господин штабс-капитан?

– Обращайтесь.

– Как же так, господин офицер? – теребил мятую фуражку Иннокентий. – Я же честно. По первой мобилизации к вам…

– Смотри-смотри на свою грешную бабу, – проговорил тот, глядя будто сквозь Иннокентия бесцветными водянистыми глазами. – Раньше надо было думать, прежде чем избу с японцами поджечь.

– Так ведь не пожгла, все обошлось. Да и японцев там не было. По дурости она, господин штабс-капитан. И в жизни она такая. Всегда ругаемся… И тут психанула она, никого жечь не собиралась…