Иван кивнул.

— Тогда с Богом! Ступай.

Но прежде чем визит Трубецким нанести, Елисеев сходил в немецкую лавку, где ему хозяин да две продавщицы (они же швеи) сумели подобрать готовое платье. Цвет камзола выбрали тёмно-серый, не маркий. Переоделся копиист, в руку узелок взял, в коем тряпьё старое было сложено, с мундира отцовского перешитое.

Напоследок отражением своим полюбовался — всем хорош молодец (лицо пригожее, сложение стройное), да только одно портит — росточком не вышел. Иные дети на улице его выше.

— Парик возьмите, — предложил ему немец. — Благодаря парику фигура ваша удлинится, и вы не будете испытывать неудобств. Недорого отдам, с большой скидкой.

Иван, вспыхнув, выбежал из лавки на улицу. Было стыдно, словно застукали его за неприличным занятием. Немец и его продавщицы лишь недоумённо посмотрели на хлопнувшие за юным копиистом двери.

Свежий воздух быстро вернул юношу в привычное состояние.

Успокоившись, Иван отнёс пожитки домой и направился к Трубецкому. Экипаж в Тайной канцелярии не выделили, деньги на извозчика вроде имелись, но Елисеев предпочёл им другое применение, потому снова добирался на своих двоих.

Пока шагал, заурчало в животе. Завтракали сегодня скромно: яичком варёным да хлебушком ржаным. Кухарка занедужила, канцеляристам на кухне пришлось управляться своими силами.

По пути купил у торговки два пирожка капустных, горячих, с пылу с жару. Матушка, конечно, вкуснее пекла, однако на голодный желудок и такие сошли.

В доме Трубецкого его встретил важный лакей. Он открыл высокие двери, повёл по длинному коридору, украшенному гобеленами. В конце коридора стоял другой лакей, который сменил предыдущего и стал для Ивана новым провожатым. Так повторилось несколько раз.

«Надо же, сколько князюшка прислуги набрал. На цельную роту хватит», — думал про себя Иван.

Его ввели в большую залу, заполненную людьми. Мягких диванчиков и стульев на всех не хватало. Два молоденьких гвардейских офицера и вовсе сидели на подоконнике, а несколько штатских, очевидно, не в высоких чинах, скромненько стояли в уголке, о чём-то переговариваясь.

На Ивана внимания не обратили.

Доставив Елисеева в залу, лакей посчитал на том свои обязанности выполненными. Он развернулся к выходу, однако копиист успел схватить его за фалду камзола. Слуга замер.

— Послушай, любезный, — обратился к нему Иван. — Мне бы к князю попасть.

— Видите, сколько тут посетителей. Придётся обождать, — с важностью сказал лакей.

Он явно упивался своей властью над теми, кто по происхождению и заслугам стоял куда выше его.

— Да ты хоть ведаешь, откуда я прибыл? — придав себе грозный вид, спросил Елисеев.

— Никак нет, не ведаю. Откуда мне ведать?

— Я, любезный, прислан самой Тайной канцелярией.

Лакей недоверчиво оглядел Елисеева:

— В своём ли вы уме, сударь?

— А ежли я тебя да за речи такие в крепость определю? — грозно спросил юноша, надеясь, что если не облик его, так слова возымеют нужное действие.

— Какие речи?! — Лакей старался не потерять лицо, но Ивану было ясно: ростки страха в душе много возомнившего о себе холопа посеяны. Осталось только дожать.

— Зело оскорбительные! Аль ты думаешь, что мне занятия иного не найдётся, как шутейно тебя развлекать?! Изволь-ка доложить обо мне князю, да побыстрее.

— В обход других персон? — ужаснулся слуга.

Иван подбоченился.

— А ты как думаешь — «слово и дело» государево своего череда должны дожидаться? Ну-ка, одна нога здесь…

Договорить он не успел. Лакей испарился подобно призраку под солнцем.

— То-то! — довольно произнёс копиист, радуясь пусть маленькой, но всё же виктории на подступах к могущественной персоне.