– Всё, всё, концерт окончен! Всем строиться по своим командам и готовиться к отправке! Строиться, я сказал! Старшие команд, за мной! На совещание… – вдруг он замер и добавил, после трёхсекундного разглядывания неуклюже поднимавшегося на ноги куска. – Мама родная! И это командир. Красный! Твою мать! Тьфу! – сказал, плюнул и ушёл.

Несмотря на строгость майорского голоса, строиться не спешили, расползлись только по местам складывания пожитков, и кто уселся, кто улёгся…

Через полчаса на широкое крыльцо штаба вышли уже примелькавшиеся призывникам военкоматовские офицеры. Следом показалась группа людей в форме, совершенно не знакомых.

– Покупатели, – тревожно прошелестело над сборным пунктом.

Покупатели спустились с крыльца и направились к заполненному призывниками плацу. На них насторожено уставились сотни глаз. Впереди шли офицеры. Чуть сзади, в фуражках с разного цвета околышами, двигались зигзагами громко смеющиеся, награждённые природой толстыми шеями и на удивление счастливыми лицами прапорщики, а за ними – с полтора-два десятка сержантов срочной службы. У троих сержантов были лихо вверх, в небеса, задраны парадные фуражки, а на остальных висели чудом не падающие, опущенные на самый затылок пилотки.

– Э, морда, ты куда? – отвернув настороженное лицо от плаца, обратился лежащий в обнимку с Пруном пьяный Боков к показавшейся из-за кустов, ну, действительно морде.

Это был прочухавшийся детина, дискутировавший накануне о флоте со старшим лейтенантом Кравцовым. У морды из-за щёк не было видно ушей. Звали морду Евгением. Морда остановилась, покачалась, застегнула ширинку, очень внимательно посмотрела на Бокова, уже погасшего Пруна и ответила басом, пожав плечами:

– В армию, куда же ещё?

– Иди, морда, по чуть-чуть! – слегка очнулся от его трубного голоса Прун и на ощупь вытянув из рюкзака бутылку, покачал ею перед собой.

– А почему по чуть-чуть? – не поняла, оживившись, морда.

– По чуть-чуть, чтобы морда-то и не треснула! – резонно заметил Боков и, преодолевая сопротивление Пруна, отнял и запихнул бутылку назад в рюкзак.

– У тебя? – с лёгкой угрозой в голосе спросил у Бокова Женя.

– Не задирайся! – промычал Прун, – и я, пожалуй, тоже хлебну с вами.

Отодвинув Бокова, он опять полез в рюкзак за бутылкой.

– Тебе не надо, – вступился за водку Боков, – ты и так уже в штаны навалишь и не заметишь! – и он опять попробовал спрятать бутылку в рюкзак.

– Молчи, сволочь! – Прун решительно вырвал у него из рук бутылку, немножко потянул из горлышка, скривился, оторвался и упал.

– Ему уже хорошо, – философски заметил Боков.

– Лучше, чем нам, – согласно кивнул мордой Женя, поднял оставленную Пруном в покое бутылку, царапнул ногтем на этикетке метку – поровну, и ту водку, что была выше метки налил в протянутую Боковым кружку, – сейчас и нам будет хорошо!

– Эй, вам не ясно? Быстро построились! – крикнул компании пробегавший мимо лейтенант Кравцов, но, лишь мельком взглянув на приятелей, всё понял и экстренно остановился. – А ну брось бутылку! – подёргивая ручками, зарепетовал он, наклонил туловище вперёд и, решительно устремился к пьющим.

Боков хитро ухмыльнулся: «Не успеет!» – хекнул в сторону и залпом выпил.

Женя, крутя указательным пальцем в сторону подбегающего лейтенанта, проговорив: «Врёшь, не возьмёшь!» – принялся пить из горлышка.

Почувствовав, что лейтенант добежит до него быстрее, чем он допьет, Женя превратил палец в кулак. Кулак оказался размером с лейтенантскую голову. Лейтенант попался сообразительный – этот жест истолковал правильно, решил не рисковать и остановился. Женя без помех допил до дна, добрыми глазами посмотрел на лейтенанта, торжественно глядя перед собой протянул ему пустую бутылку и, произнеся: «На сегодня всё!» – упал.