Лицом и экстерьером тётя Лина была похожа на бультерьера средней злобности. Типичное лицо кассирши общепита тех лет.

Но когда после «прописки» я рассказал работникам советской торговли о моей славной работе в киоске «Пепси-кола» годом ранее, то был удостоен даже дружеского:

– Ни хуя себе!

Это произнес лично директор Самвел Гамлетович, которого трудно было удивить любой суммой, даже озвученной мной как маржа от околоторговых операций.

После такого неслыханного ангажемента тётя Лина прониклась и улыбнулась мне во все свои тридцать золотых зубов. Даже ее бородавка возле носа, казалось, улыбалась мне.

Я был посвящён во все тонкости работы на кассе и принят в работу на «общак», как и во всей советской торговле в те времена.

Надо сказать, что события в те годы происходили в «Шашлычной» удивительные, и об этом не писала ни одна газета, да и писать в те застойные годы ну никак не могла, если бы даже и захотела.

Очень часто к нам заходили поесть шашлычка и выпить армянского коньячка так называемые «блатные», или попросту обыкновенные бандиты, которые, увы и ах, уже в начале восьмидесятых годов плотно пронизывали, как метастазы, всю структуру парка Сокольники.

Среди них был один старый и хороший знакомый. И поверьте мне, он достоин отдельного описания, если не целой главы.

Это был блатной по кличке Ованес, с характерной русской фамилией Кузнецов. Старше меня лет на семь-восемь, уже успевший к тому времени отматать срок за гоп-стоп.

Кличку свою получил за сходство с маньяком «Мосгаз», наводившим страх на столицу в шестидесятых, по фамилии Ионесян. Ованес был жгучий брюнет.

Ещё до армии один из моих друзей подстригся наголо, за что получил от окрестной шпаны погонялово – Лысый. И хотя к моменту моей работы в «Шашлычной» он, как и я, давно отслужил в армии, кличку никто не отменял.

Как-то давно я и Лысый сидели в несгоревшем ещё тогда сокольническом ресторане «Прага», потягивали себе пивко, ели раков. Я уже демобилизовался, а Лысый, уйдя в армию намного позже, как раз пришёл в очередной отпуск. Благо дело служил он в стройбате, прямо в Москве.

Подходит к нам хорошо бухой Ованес и спрашивает.

– Ты чего, Лысый, в отпуск, что ли, пришёл?

– Ага.

С тех самых пор, где бы мы с Лысым ни встречали в Сокольниках Ованеса, в каком бы питейном заведении парка это ни было, всегда повторялась одна и та же, как сказал бы Гоголь, немая сцена.

– Ты чего, Лысый, в отпуск, что ли, пришёл?

Вопрошал Ованес на полном серьёзе.

Он не гнал и не шутил. Просто практически и фактически всегда был пьян или под кайфом от ширева, иногда и то и другое вместе.

В его голове, как «Отче наш», запало, что Лысый пришёл в отпуск. Перещёлкнул какой-то маленький тумблер и, густо смазанный герычем и водкой, так и не щёлкнул в исходное положение.

Но вернёмся к нашим баранам, в «Шашлычную».

Однажды в жаркий летний вечер блатные, человек десять, смачно откушивали дарами кавказской кухни, усугубляя всё это дело дарами Бахуса. Ну и Ованес тоже, куда же без него.

Сочные и красные помидоры лежали на тарелках, приправленные зелёным лучком. Запах свежеприготовленной аджики приятно резал нос, работа на кассе кипела.

Всю бригаду возглавлял известный в узких кругах авторитет, отмотавший не один срок по разбойным статьям – огромный, похожий на орангутанга детина по кличке Кабан.

Неожиданно в стеклянный павильон, где находилось и, как всегда, ещё много посетителей, вошла группа хачей – человек пять-шесть.

Они направились к столу Кабана. После недолгой, но резкой беседы один из хачей достал волыну и, пока «блатные» не успели сообразить что к чему, сделал несколько выстрелов в упор прямо в голову вожаку.