Слушая её задорный голос, Настя зевнула.

– Всё в порядке.

– Почему вчера не позвонила? Я, между прочим, волновалась.

Настя переложила трубку в другую руку.

– Прости, я забыла.

– Забыла! – передразнила Светлана. – Твой-то дома?

– На работу пошёл.

– Хорошо бы на работу!

– Да что вы все, сговорились, что ли, с утра? – не выдержала Настя. – Сначала отец мозги промывал. Теперь ты.

– Да не кипятись, Настён, – попыталась успокоить подружка. – Виктор Иванович знает, что делает. А ты никак на работу опаздываешь? Ладно, беги давай, а то от начальства попадёт.

– Не попадёт. Я на сегодня отпросилась.

– Совсем?

– Совсем.

Из трубки несколько секунд доносилось Светланино сопение.

– Насть, а Насть, – осторожно проговорила она, точно ступала босыми ногами в ледяную воду, – будь другом.

– Что? – тут же насторожилась Настя. Она хорошо знала эту вкрадчивую интонацию, за которой могла последовать какая угодно бредовая идея.

– Посиди сегодня с Маришкой, а?

– Но… я хотела отдохнуть.

– Настёнка, ну, пожалуйста! – заканючила Светлана. – Это вопрос жизни и смерти.

– Сколько тебя знаю, вечно твои просьбы начинаются вопросом о жизни и смерти, – не уступала Настя.

Хотя, если разобраться, она не видела веских причин отказывать подруге. К тому же ей всегда нравилась двухгодовалая дочурка Светланы. Впрочем, смышлёная, синеглазая малышка у любого могла вызвать улыбку умиления. «Моя принцесса», – любовно называла её Светлана.

– Ну пожалуйста, ну пожалуйста, ну пожалуйста! – продолжал ныть голос в трубке.

– Хорошо, – сдалась Настя. – Приводи.

– Насть, да ты не волнуйся, это ненадолго, – зачастила подруга, опасаясь, что та передумает. – Ровно в четыре я её заберу.

– Договорились, – подвела черту Настя и повесила трубку на место.

Она снова сладко зевнула и заглянула в большое овальное зеркало, висевшее в прихожей. Отражение уставилось на неё чёрными, уставшими глазами. Под нижними веками осыпалась и размазалась тушь – забыла вчера смыть накрашенные ресницы. Она недовольно поджала губы: а ещё «Орифлэйм» называется! Шведской косметикой её исправно снабжала Светлана, называя себя длинным непонятным словом – «дистрибьютор». А впрочем, какая бы хорошая ни была краска, вряд ли она устоит перед плотиной горьких женских слёз.

Настя поплевала на палец, стирая под глазами тёмные полукружия. Вот так-то лучше. Она взбила руками спутанные, рассыпавшиеся по плечам пряди, до белизны вытравленные «супрой», и слегка склонила голову набок. А что, вид у неё очень даже ничего: брови вразлёт, губки бантиком. Она встала на носочки и втянула живот. Эх, ей бы ещё пару килограммов скинуть! Хотя Валера просто обожает её формы и всегда сравнивает их с песочными часами.

«С такой фигурой ты могла бы найти себе министра, а не этого чёртова неудачника!» – сказала ей как-то Светлана, когда Настя в очередной раз жаловалась подруге на ушедшего в запой муженька.

Но что поделать – видимо, любовь действительно зла… А ведь Валера, по сути, неплохой: добрый, ласковый, любит её. Правда, меньше, чем бутылку, но в этом Настя винила только Герасимова. И когда только успел пристрастить Валеру к пагубной привычке? Ничего, мы еще посмотрим, кто кого!

Она с вызовом вскинула вверх подбородок и отправилась в ванную умываться.

Через час Светланино чудо по-хозяйски расположилось на Настином диване, ловко перебирая в ладошках цветную пирамидку.

Светлана, невысокая крашеная брюнетка с полными губами и короткой стрижкой, выгрузила на стол несколько баночек овощного пюре и термос с супом.

– Это дашь ей в обед, – поучала она. – А перед обедом обязательно погуляйте подольше. Крепче сон будет. Обычно я укладываю её в два часа, и до четырёх она спит как убитая.