(Вредные люди мешают мне беседовать с тобой. Итак, антракт в самом начале письма.)

Выдал жалование и снова думаю о тебе. Жизнь приняла прекрасный смысл. Я предполагаю перейти в НКВД, принять офицерское звание, чтобы быть достойным своей Муси. Думаю взять с собою и Ивакина. Завтра иду к Абраму исключительно из-за того, что это напомнит мне тебя.

Муся, как я жду твоих писем, чтоб иметь уверенность, что это не мираж, что ты действительно помнишь обо мне.

3 часа ночи. Не хочется спать, но и оставаться наедине со своими мыслями тяжело. Играл в карты, выиграл около тысячи рублей, и невольно вспоминается поверье, что кому везёт в карты, тому не везёт в любви. Это будит тревожные мысли. Нет, терять любовь я не хочу.

Муся, прошу тебя, указывай мне ошибки и в письмах. Твой Ганя

P.S. Когда же я получу твоё письмо? Последние два знаю наизусть. Смотрю на фото, приклеенное к книжке рядом с надписью, вспоминаю вечера в кабинете, кино, метро, первый поцелуй и разлуку.

Чего ради я буду сдерживать желание поговорить с тобой? Если тебе неприятна моя назойливость, то письмами можно разжигать печь. Но писать я буду. Вот уже четыре дня, а писем от тебя нет. Ребята уверяют, что

Да и вообще они сокрушённо вздыхают: «Подменили нам в Москве старшину». Сегодня в моей землянке играла гармонь, но я не пел (кончал книгу). Злоязычники доложили командиру, что Кротов заболел «венерической» болезнью – влюбился. Я успокоил, что эта болезнь не заразная; они отвечают, что и иммунитет от неё не вырабатывается в первые 50 лет. Милые мои противники. Без них я подох бы. Но всё-таки вывели меня из состояния.

Пели «В землянке»14, а мне представлялась Москва, станции метро, кабинет, твои холодные руки, глаза и губы.

Воет метель. Тоска жуткая. Это плохо. С таким настроением идут не в бой, а в крематорий.

Муся, так или иначе, но я приму все меры, чтоб приехать в Москву. Побыть ещё с тобой. Но мне хотелось бы знать, кого я встречу в Москве: Марину, Мусю или Марию Лазаревну? Будут ли всё те же непреодолимые условия, которые «сильнее нас»? Первый раз мы встретились, как очень давно знакомые, а теперь мне хочется встретиться родными.

Надежд на отпуск мало, но у меня, кажется, есть настойчивость. Завтра вышлю тебе первый том книги (колоссальный15) из большой серии.

Ну, пока! Жду нашей встречи. Целую тебя. Твой Ганя

Боюсь, что тебе не так легко, как можно подумать по твоим шутливым письмам.

Буду ждать, когда пройдёт моя хандра, возможная из-за неудачи (добивался отпуска), но пора в бой! А там…

3 часа. А всё-таки судьба чертовски приятно побаловала меня. Пора заплатить ей дань.

Снова солнечный день. Ночь прошла. Скверное настроение прошло.

После этого вечера я ещё раз видела Калабалина. Он звонил мне по телефону и пригласил на вечер памяти Макаренко (5 лет со дня смерти). Мы ходили с моей мамой. Семён Афанасьевич сидел в президиуме, и я постеснялась по окончании к нему подойти. Он выступал, немного кокетничая, но очень живо, ярко, и был опять обаятелен, хоть влюбляйся в него.

Как тесен мир. Много лет спустя Максимчик17 был в археологической экспедиции под Ростовом, и там с ним работал внук Калабалина. Потом этого мальчика вызвали телеграммой на похороны деда: Калабалин внезапно умер.