Ваня любил оставаться в офисе после окончания рабочего дня, потому что дневная суета вылетала прочь из офиса следом за улетевшими коллегами. Он достукивал на клавиатуре неизвестные мелодии, эхом подпрыгивавшие к фальш-потолку, усиленно всматривался в напечатанный текст, смотрящий на него из таблиц, словно из-за решёток темницы. Вслед за дневной суетой уходило и солнце, закрывая за собой дверь, включая городские фонари.
И сегодня Ваня заключил тот самый отчёт за решётки экселевских таблиц, отправил его в мессенджер, где сначала увидел две синих галочки, а через несколько секунд, уже на пути к метро, снова мухой стукнулось об экран скудное:
«Ок спасибо»
До дома от станции метро канареечного цвета ветки было пятнадцать минут ходьбы, которые Ваня шёл через дворы. Небо было тёмным – солнце плотно закрыло за собой дверь. На этом небе ничего не было, кроме темноты, будто московское небо стеснялось звёзд, стеснялось их показывать или стыдилось. Вместо звёзд в московской темноте горели созвездиями окна квартир и уличные фонари, складываясь в Гидру, Пегаса, Дракона, Водолея и многих других, уступая право воображению изгибать их линии. Лабиринт сквозь звёзды – найти бы свой путь. Пусть даже Млечный.
«Звёзды! Слышите вы меня?»
Первая строчка чего-то нарисовалась, словно из-под стёртого напыления на лотерейном билете – так же неожиданно и волнительно. Ваня почувствовал, что сегодня появится новая запись в виниловой тетради.
«Звёзды! Слышите вы меня?»
Он смотрел на окна квартир, мимо которых проходил, задрав голову. Вряд ли они слышат, полная звукоизоляция, спаянная из целого мегаполиса. Укрыт мегаполис плотным одеялом своей жизни. Звуки летят вверх и опадают тут же. Как фейерверк. Вшшшшшшшш… Трым трум трам брым брам бром. Разрывается пустота. Разрывается тишина. Тишина в пустоте.
«Там, среди пустоты»
Ваня остановился и достал телефон, на котором открыл заметки и быстрыми движениями пальцев засыпал туда буквы и слова из своего сознания. Память —ненадёжный инструмент. Мозг, конечно, не изучен до конца, но всё равно ненадёжный. Сердце – мощный насос. Тоже имеет моточасы, которые имеют свойство заканчиваться. Нет там никакой любви. Как и у мозга, есть правая и левая сторона. Качает по всему организму кровь разных цветов и насыщенности. А что тогда душа? Двадцать с чем-то грамм? Где она именно? Где-то между сердцем и мозгом. Ничего из этого не прощупать. Может, все люди бездушные? Есть же безмозглые. Есть бессердечные. Никто не видел душу. Хотя видели бездушных людей. И душевных тоже видели.
«Я душу позволил бы… тры-ты-ты»
Окончание строчки убежало, хихикая, прочь, но не очень далеко, озорно остановилось за углом, тихо выглядывая. Телефон стал частью городского созвездия – светил, тускло, по сравнению с окнами и фонарями, но светил. Ваня всматривался в тёмное небо, на котором были видны отблески всех этих окнофонарных светил.
«Светил телефон и был частью светил» – шальная строчка попыталась сбить Ваню. Не получится. Не променяю. Про меня. Ю. Меня. Ю. Точно.
«Я душу позволил бы выменять»
Слово встало ровно, как нужно. Ваня пошёл дальше. Он давно видел звёзды. Но не так давно, чтобы забыть, как они выглядят. Как тёмная тема на телефоне. Фон тёмный, буквы белые. Так лучше видно. Как же они все далеко. Где-то там далеко, вполне возможно, так же смотрят и на них, думая о звёздах. Хотелось бы долететь до какой-нибудь? Что там? Жизнь? Смерть? Стать самому звездой. Повисшей в полном вакууме. Или в худощавом вакууме. Быть звездой и светить миллиарды триллионов лет. Душу променять. Выменять на то…