«Олежек! Мама тебя зовет, беги скорее, а то обед остынет», – это мои друзья-футболисты мне советуют.

«Мам, ну, дай, доиграем, успею!» – мне хочется доиграть этот «матч», я ведь даже еще не вспотел, да и игра в самом разгаре.

«Олежек! Мама тебя зовет, беги быстрее!» – это уже другой «футболист», на которого мне просто хочется наброситься с кулаками.

– Олежек! Олежек! Олежек! – Что за напасть такая? И кому из моих родителей пришло в голову назвать меня таким ненавистным именем, которое в моих ушах звучит, словно презрительная кличка? Олежек. Так меня уже дразнят друзья-одноклассники. Мне это очень не нравится. Нет бы просто сказали, как сейчас меня друзья называют: Олег, а уже порой и Валентинович! Но я еще недостаточно смышлен, чтобы меня называли по отчеству. Даже отец иногда, гладя меня по вихрам, называл таким вот «прозвищем-именем». А мне просто хотелось раствориться! Да лучше бы «Рексом» назвали, как нашу овчарку, которую я очень люблю, и она (то есть он) никогда не называет меня ненавистной кличкой, а только предано и с большой любовью глядит мне в глаза и… сочувствует мне. А я так думаю, что ему больше ничего не надо, кроме того, чтобы я поласкал его между ушей, а иногда просто поцеловал в нос. Тут уже радость в глазах такая, что ты себе не представляешь: оближет тебя всего, и печали забыты! Да уж, конечно, забыты. Олежек – словно печать на лбу поставили. Уж лучше было бы, чтобы родители меня просто звали «сын, сынок», ну, или как-нибудь по-другому, но не этим ненавистным мне «прозвищем-именем». Тогда я не знал, да и что я мог с этим поделать?

«Мам, я пришел, – успев на ходу поцеловать в нос своего любимого пса, Олежек, то есть я, прошел на кухню, но был ещё не настолько голоден, чтобы схватиться за ложку с вилками. – Мы же еще даже не доиграли, чего ты меня звала?»

«А ты что, забыл? Сейчас пообедаешь, и за пианино…»

«Мам, ну, пожалуйста, не сегодня, а? Я же даже ни одного гола не забил, а?»

«Успеешь еще голов позабивать, а сегодня у нас занятия, пусть твои друзья-сорванцы этой ерундой занимаются, а к клавишам ты сегодня еще даже не притронулся».

«Не хочу я к ним притрагиваться, ну, не хочу… Чего к ним притрагиваться? Ну, чего? Я с мальчишками хочу мяч погонять, зачем мне эти клавиши?»

«Олежек…» – мать протянула руку, чтобы погладить своего “непутевого” сына по голове, но моя голова резко дернулась в другую сторону.

«Мам, не называй меня так! Лучше Рексом зови! Меня мальчишки уже дразнят: “Олежек! Олежек! Олежек!” Что я им могу ответить? Ты же видишь – каждый день синяк на лице или на руках ссадины. Они дразнятся, а мне это не нравится».

«Ну а как, тебя, сынок называть? – Мама все же прикоснулась к золотому чубу, ероша волосы. – Таким ласковым именем, да, не я – бабушка, по имени своего папы, стала тебя называть».

«Ну, не знаю, мам…» – уплетая за обе щеки вкуснейший на свете борщ, Олежек непрестанно поглядывал в окно.

«Гол, мама! Гол наши забили! – семилетний подросток запрыгал вокруг стола. – Видишь, мам, а ты говоришь пианино, пианино…»

«Олег Валентинович, – делегация из США», – длинноногая, стройная секретарша, покачивая бедрами, направилась к входной двери кабинета президента компании.

«Подожди, Ритунька, что-то я немного нервничаю, – президент компании показал своему (своей) секретарю присесть рядышком. – Поближе, еще поближе… Пускай подождут, один поцелуй… И зови их всех…»

«Мистер президент! Мы много наслышаны о Вашей компании, лучшей компании в СССР, и хотим выразить Вам свое почтение…» – легко уловимый американский диалект с прекрасным русским произношением.