Антона торжественно посадили во главу стола, аки почетного отца семейства. Он, к слову, происходящее воспринимал спокойно, я бы даже сказала терпеливо, – еще бы, привык, что вокруг крутятся толпы поклонников. Улыбался, отвечал на вопросы и даже смеялся изредка, положив мою руку к себе на колено и не отпуская ее – слава Богу, этого никто не видел.

– Как ты, сынок? – с умилением спрашивал папа. – Творишь? Ты такой талантливый мальчик, я с безмерным удовольствием жду новую пластинку. Между прочим, подсадил на вашу музыку Краба, то есть, конечно, господина Воронцова, моего старинного приятеля. Теперь он хочет написать книгу о музыкантах и скромно просит встречи и интервью.

– А давай фото замутим?! – вторила ему Кира. – Слушай, а ты моим парням из Владика, – так называла она друзей, – автографы чиркануть можешь?

– У меня селфи-палка есть! – кричала воодушевленно Нелли. – Давайте фотаться вместе!

– О свадьбе-то не задумываешься? – интересовался словно бы невзначай Леша. – А то мы с приятелем свадебную коллекцию пошить хотим. Катьке – бесплатно.

«Ботовод»– явственно читалось в глазах молчавшего Эдгара.

Это продолжалось по кругу.

– Квинтесенция творчества…

– Автографы!

– Селфи-палка!

– Свадьба.

«Ботовод»

Продолжалось и продолжалось.

– Музыка – это прекрасно…

– Вот у парней во Владике бомбанет!

– Фото! Фото!

– Свадебная современная концепция.

«Ботовод»

И нужно было положить этому конец.

– Вы его достали! – не выдержав, заявила я. – Чего вы прилипли к человеку? Антон, вообще-то, ко мне приехал!

– Мне нравится, – уголками губ улыбнулся Тропинин и сильнее сжал мою ладонь. Его взгляд был многообещающим, словно бы он говорил: «Потерпи немного, скоро мы останемся вдвоем».

– Сынок любит говорить о творчестве, Катенька, зря ты так. Ты должна давать Антону свободу! Людям искусства нужна муза, а не мегера, – покачал головой Томас.

Я сердито уставилась на него.

– Верно, друг мой? – обратился папа к Антону.

– Верно, – отозвался тот, и я одарила его прищуренным взглядом.

– Между прочим, – никогда не упускал случая поговорить о себе Томас, – у меня в Милане зимой персональная выставка, сынок. Джино помог организовать. Помнишь Джино? Моя итальянский друг, которого ты довел до слез своей музыкой. Знаете, какое название я дал выставке? «Между мной»… – выдержал выразительную паузу Томас, торжествующе обводя присутствующих взглядом.

– И нормой, – фыркнул Алексей. – Очерки сумасшедшего.

Старший брат одарил его недобрым взглядом.

– Отнюдь. «Между мной и мной». Я изложу в визуальном формате современный эгоизм, как способ выживания, – похвастался Томас. – Невероятно актуальная тема…

– Кое-кому очень актуально, – проскрипел брат, вперившись взглядом в Антона. – У того, кого раздвоение личности.

– Ты о чем? – мигом заинтересовалась Кира.

– Об нубе одном.

– Сам, можно подумать, топ, – захихикала Нелли, которая то и дело смотрела в телефон, с кем-то усиленно переписываясь.

– Вы меня слушаете или нет?! – возмутился Томас. И начал вдохновенно толкать очередную заумную речь об искусстве. Единственному, кому было действительно интересно – так это Антону. Он внимательно слушал отца, а остальные уткнулись в тарелки и подняли глаза только тогда, когда Томас, сияя, продемонстрировал картину, на которой был изображен висящий в воздухе палец. Вместо ногтя у него было человеческое лицо.

– Гениально! – захлопал в ладони дядя, вставая и приглашая всех нас подняться на ноги. – Шедевр!

Нелли, Кира и я засмеялись. Губы Антона тронула улыбку. Даже Эду стало смешно.

Томас понял, что младший брат издевается, и они самозабвенно принялись переругиваться.