В юные годы Эйхман был членом общества христианской молодежи. До 4-го класса ходил в начальную школу, в которой прежде учился и Гитлер. В период его учебы в школе многие считали, что Адольф Эйхман еврей. Связано было это с его внешностью. Его так и называли в школе – «еврей». Однако еврейские корни у него отсутствовали. Он был маленького роста, имел характерный нос, темные волосы. Возможно, это и стало одной из предпосылок для выбора деятельности, которую впоследствии вел Адольф Эйхман.

В 1945 году после поражения Германии Эйхман сумел скрыться от разыскивавших его спецслужб союзников: он воспользовался так называемой «крысиной тропой». С помощью монахов-францисканцев оформил себе аргентинский паспорт на имя Рикардо Клемента и в 1950 году переехал в Аргентину. 11 мая 1960 года прямо на улице Буэнос-Айреса Эйхман был схвачен группой израильских агентов «Моссад». Лично задержание Эйхмана осуществил Питер Малкин, известный впоследствии как «агент семь сорок» и «человек, который поймал Эйхмана». 20 мая врач-анестезиолог Йона Элиан сделал Эйхману укол транквилизатора, после чего тот был отправлен в Израиль в качестве заболевшего члена экипажа на самолёте «Эль Аль», который прилетел в Буэнос-Айрес на празднование 150-летия независимости Аргентины. 15 декабря 1961 года Эйхману зачитали смертный приговор, признав его виновным в преступлениях против еврейского народа, против человечности и военным преступником. Эйхман был повешен в ночь с 31-го мая на 1-е июня 1962 года в тюрьме города Рамле. Приговор привёл в исполнение старший надзиратель тюрьмы Шалом Нагар. После повешения тело Эйхмана было сожжено, а пепел развеян над Средиземным морем за пределами территориальных вод Израиля.

Из протокола допроса Адольфа Эйхмана, проведенного в Израиле в 1960 г. капитаном израильской полиции Лессом (генеральный прокурор Израиля поручил ему допрашивать Эйхмана, виновного в смерти миллионов евреев, в том числе в смерти отца капитана и шести его родственников): «Лехфельд был лагерем и СА и СС?» Эйхман: «Так точно! В Лехфельде располагался полный батальон СС, три роты; это, пожалуй, больше 500 человек. А от СА еще гораздо больше. Там занимались строевой подготовкой, в основном – пехота и саперы. Саперы обучались как штурмовая группа. Отбирали туда исключительно врачи; крепких парней брали в штурмовой отряд, остальных – в пехоту. Я служил в штурмовой группе, так как в то время был покрепче, чем сегодня. В основном нас обучали уличному бою. У меня был более или менее приличный почерк, и вскоре меня назначили ротным старшиной, фельдфебелем, и велели вести учет, ротную канцелярию. Во время подготовки к партийному съезду, кроме военного обучения, мы целыми днями маршировали колонной по 12 человек в шеренге. Потом, это, наверное, было в октябре 33-го, я получил приказ явиться в город Пассау к штурмбанфюреру фон Пихлю; он был в то время начальником штаба связи рейхсфюрера СС в Пассау. После Рождества 1934 г. штаб этот упразднили, и все мы отправились маршем в Дахау. Я к тому времени дослужился до первой звездочки в петлице, т. е. стал унтершарфюрером, унтер-офицером.

Об играх в штурмовые группы, как в Лехфельде, здесь и речи не было. Все происходило по правилам военной дисциплины. Я оставался там до сентября 1934 года.

Незадолго до того я узнал, что в службу безопасности рейхсфюрера будут набирать людей, которые уже служили. У нас это часто обсуждалось, потому что суровая жизнь в воинской части и строгая дисциплина многих не устраивала. Мне это было безразлично, меня не устраивало только однообразие службы. Все время одно и то же. О том, как мало значили для меня суровые условия, говорит один пример, который я потом часто приводил моим подчиненным офицерам и унтер-офицерам.