Виктор Каган Музы Припарнасья читать онлайн страница 4
Но, боже мой, откуда эта точность
и пониманья умудрённый дар
у мальчика?! Я снова оживаю,
летит перо и я плевать желаю
на критиков, на смерть, на гонорар.

Олег Арх

Сто тысяч стопарей тому назад

Я встретил Музу в местном кабаке.

На ней кокошник был, цветной халат

И туфли на высоком каблуке.


Я угостил плутовку коньяком,

И в голову пришёл мой первый стих.

От радости я писал кипятком, —

Я сроду не писал стихов таких!

Цветной халат, кокошник и боа.
На шпильках туфли. Между пальцев «Кент».
Так Муза появилась с неба, а
к ней тут же устремился пьяный мент.
Я подмигнул ей. И, представьте, вдруг
мент отвалил, в кабак спустилась тишь.
Она – ко мне: «Ну что, мой милый друг?
Ты всё еще с поэзией шалишь?»
Гуляли и любились до утра,
до третьих ошалевших петухов.
Она шептала мне: «Писать пора!»
И я написал два ведра стихов.

Павел Байков

Она в меня подумала

Что станет мне женой.

И грянули под куполом

Оркестры в мир иной.


А я сидел и вздрагивал

На каждом бугорке.

Шизофрения дунула?
Кошмаром лезут глюки?
Она в меня засунула
невымытые руки.
Перебирала клапаны
с оттяжкой, с переборчиком.
А я лежал заплаканный,
подрагивая копчиком.
Потом она подумала
в меня, как полагается.
Потом зачем-то плюнула.
И вот стихи рождаются.

Олег Бузинский

Стихи – это очень мужская работа,

Немногим из женщин она по плечу.

Отдельным параграфом нашего КЗОТа

Поэты, я вынести это хочу!

Так ясно, что и объяснять неохота —
что дурочкам мысли простые жевать?
Стихи это очень мужская работа.
Стихи это вам не пахать и рожать.
Стихи это вам не в горящую хату
и тройку коней на скаку удержать.
Про волос и ум – эта мудрость крылата.
Здесь надо немножечко соображать.
И вот я в поту не в седьмом уже – в сотом,
покуда ты в праздности моешь полы,
Рифмую – я гений! – работа и КЗОТа
(а ты не забудь – в паутине углы!).
Я женщин люблю, вот и оберегаю
(а как их от тяжестей не оберегать?),
и оберегая, я так полагаю,
что надобно им запретить сочинять.
А то, понимаешь, такая бодяга,
что как-то неловко, ну, не комильфо —
потеешь ночами, изводишь бумагу,
а в гениях Анна, Марина, Сафо…

Владимир Белкин

Призывным зовом горна

Я брошен в пекло дня.

Я жизнь беру за горло

А жизнь – меня!

Не языком Эзопа,
а прямоту храня,
держу я жизнь за ж…,
а жизнь – меня!
У нас стальные руки —
врагу их не разжать!
И знамя наше – звуки,
труд, честь и вашу мать.
И всё бы хорошо бы,
простил бы бог грехи,
когда бы я ещё бы
не сочинял стихи.

Марина Бородицкая

А пока небесные глаголы

Слуха не коснутся наконец,

Ты сидишь в витрине полуголый —

В точности египетский писец.

Он сидел в витрине полуголый
и в одной руке держал стило,
а другой перебирал глаголы,
и ногой постукивал в стекло.
Музы над челом его витали
и струились рифмы по лицу.
Творческий процесс – не трали-вали,
но тихонько двигался к концу.
Вот сейчас великая поэма
наконец достанет до сердец.
Все застыли в ожиданье немо…
Только мальчик в тишине: «Писец!»

Вячеслав Боярский

У каждого столько прекрасной одежды.

Есть брюки, рубашки, носки и трусы,

Есть галстуки цвета весенней надежды,

Изящные запонки цвета росы.


В гареме прохладно и сладостный запах,

В гареме так медленно время идёт,

И ходят рубашки на мягких лапах,

И евнух-пиджак охраняет вход.

В гарем проберёшься, лелея надежды
на лилии в капельках нежной росы,
и в рай попадёшь, где порхают одежды,
кальсоны, подтяжки, набрюшник, трусы.
Подштанники хлопнешь по розовой попке,
оттянешь футболки лихой вороток
и так возбудишься от тоненькой штопки,
что вдруг поцелуешь курносый носок.
А ноздри щекочет дурман нафталина,
Шекспир надрывается – быть иль не быть?
Невинностью манит прохлада поплина
и шёлк зазывает с платком согрешить.
И Стенька, цитируя смачно Эразма,