колыхающиеся ремни на поручнях не предвещали беды, как вдруг
послышался грубый монотонный голос женщины-контролера:
– Передаем за проезд! – голос, суровые колебания которого,
словно топором рубили застойные толщи воздушных молекул в
сдавленной атмосфере транспорта, и Гомозов открыл свою сумку и
принялся нервно в ней швырять, отыскивая кошель, в котором
лежал проездной.
Но вот незадача – кошелька не находилось! Неужели оставил
на работе? Вот ещё! Не может быть! Исключено! Так, так… Ходил
на обед, а после? Я все же ходил на обед, – думал он. – А после?
После – положил кошелек в ящик? Да, да, так и было. Положил
кошелек в ящик. Возможно, по какой-то глупой привычке положил
кошелек в ящик!
– За проезд передаем! – не давал сосредоточиться
требовательный неженоподобный контральто. – Мужчина, это я
вам! Вам говорю! – кондуктор кивнула округлостью подбородка в
сторону Филолета Степановича.
Выходит, забыл! Забыл! Забыл в ящике! Наконец-то сложилась
цепочка мыслей в голове Гомозова, при этом выражение лица его
приняло умалишенный, растроганный вид. Его нет, кошелька нет!
И проездного – тоже нет!!!
– Я не могу оплатить вам проезд, – сказал Филолет
Степанович спокойно и чуть сентиментально, уставившись в
назойливо смотрящие на него глаза кондуктора.
Женщина от такой неслыханной наглости в секунду
покраснела. Ее охватило отчаянное негодование:
– Как это не можете оплатить?! – воскликнула она, и на
момент в салоне возникла возмущенная пауза, многозначительнее и
страшнее всяких слов.
Сердце Гомозова екнуло и упало в пятки, а глазам вдруг
начало мерещиться, что контролер в момент выросла над ним. Она
огромная, смотрела свысока, поползла вширь, и испуганному
происходящими метаморфозами Филолету Степановичу
почудилось, что сейчас эта необъятная масса приблизится, вберет
его в себя, заглотит и утаит навеки в своих малоподвижных телесах.
Но его воображение вовремя пресеклось, пресеклось от шквала
звуков, нещадной атакой хлынувших, в ушную раковину: – Не
можете оплатить, и что я должна делать?! А?! – женщина начинала
принимать свой обычный облик, точно сдувалась. – Поглядите-ка
на него, он не может оплатить! Он, в рубашке с белым воротничком,
и не может оплатить! А кто за вас должен платить?! Я что ли, я
должна за тебя платить?! – за короткое мгновение, Гомозов
осознал, что связь между ним и женщиной возросла, они перешли
на «ты». – Ишь какой! – взвизгивала развязная собеседница. – Не
можешь заплатить, тогда выметывайся! Выметывайся на
следующей остановке!
– Женщина, следите, за своими словами, – приглушенно
выдавил оскорбленный, отдавая дань остаткам достоинства.
– Это я-то не слежу за своими словами?! Это я не слежу за
словами?! – грузно загремело в ответ, и посыпались молнии: – Тоже
мне, интеллигент нашелся! Нет, вы посмотрите, он еще будет
учить! Будет учить меня как себя вести! Нет, этого я так не
оставлю!.. До следующей остановки этот хам не доедет в моем
автобусе! Такое себе позволять! Такое позволять! – она весьма
женственно откинула пышные волосы назад и тут же вскликнула: –
Валера!!! Валера! Останови! Тут молодой человек выйти хочет!
Автобус послушно остановился, внимая главнокомандующей,
двери открылись.
– Я не выйду! – вдруг, дивясь самому себе, своему упорству,
вступился Филолет Степанович. – У меня есть проездной! Только
сегодня я его забыл! На работе!
Раскат грома вновь заклокотал, где-то вдали, и тут же
«сверкнуло», прорезав пространство:
– Знает, что забыл и садится! Вот наглости у людей! А ну,
выметывайся, тебе сказали! Вон! Вон из моего автобуса! –
женщина-контролер цедила слова, кидала первые, еще невесомые