Даже если такой нарцисс добивается больших успехов в реальной жизни, он пребывает в мире иллюзий, поскольку стремление к принятию, которое лежит в основе его усилий, никогда не удовлетворяется (какая ирония!); если он добивается этого воображаемого превосходства, то в действительности отделяет себя от других.

Все мы в отношениях грешим некоторой долей нарциссизма, даже я в своих собственных романтических любовных фантазиях: я тоже объективировала мужчин, только они были для меня не сексуальными объектами, а объектами моей любви.

Отчасти проблема Дэвида заключалась в том, что, когда эго человека раздувается так легко (это нередко бывает у успешных мужчин вроде него), удовольствие от его «подкармливания» может стать настолько сильным подкреплением, что останавливаться просто не хочется. Я сознавала, что Дэвид даже не в состоянии оценить то, что у него имеются вполне удовлетворительные отношения с Никки. Мне необходимо было заставить его выяснить, почему у него есть потребность ежевечерне отправляться на охоту за женщинами.

Нарциссизм Дэвида был его мощной и безопасной крепостью. Мне надо было проникнуть внутрь ее стен. На этот раз – гораздо более мягко.

– Я надеюсь, что вы понимаете: я задаю непростые вопросы для того, чтобы помочь вам исследовать себя, – сказала я в начале нашей следующей встречи. Мы продолжали разговор о Никки.

– Я к этому не привык, – отозвался Дэвид, ссутулившись. – Я чувствую себя беззащитным, и мне это очень не нравится. Я предпочел бы сохранять контроль.

– Вы говорите, что любите Никки, но как на самом деле эта любовь ощущается в вашем теле, когда вы вместе?

– Не знаю, – вздохнул он. – Она где-то здесь. – Дэвид обвел ладонью пустое пространство перед своей головой.

Для Дэвида любовь была абстрактной концепцией без всякого внутреннего компонента. Любовь была развоплощенной. Я уже сталкивалась с этим прежде, и эта мысль тревожила меня: почему людям так трудно ощущать любовь?

– Возможно ли, что ваша потребность контролировать отношения и избегать уязвимости блокирует вашу способность ощущать любовь? – предположила я.

– Что вы имеете в виду? Я же люблю свою подругу!

– Тогда вы знаете, что такое любовь.

– Ну, я…

Дэвид мог чувствовать порывы привязанности к Никки, но на самом деле он не ощущал теплого, довольного благополучия любви. Наоборот, все чувства, которые он мог идентифицировать, были голодом по этому неуловимому состоянию.

– Я слышу, что она любит вас. Но на самом деле ваше описание звучит так, будто вы нуждаетесь не в том, чтобы быть любимым, а в том, чтобы чувствовать себя желанным. Вы хотите, чтобы вас хотели снова и снова. Вы никак не можете насытиться тем, что женщина вас желает. Но кого желаете вы?

Ответа у Дэвида не было. Я усилила давление:

– Чтобы желать кого-то, необходимо отдавать что-то от себя, позволять себе тоже чувствовать любовь к кому-то. Я не вижу, чтобы вы шли на такой риск, – пока. Только когда вы сможете терпимо отнестись к этому риску, вы обретете истинную силу.

Молчание.

– За чем вы на самом деле охотитесь? За любовью или за подтверждением своей репутации? Чтобы любить кого-то, нужна… смелость.

– Вы меня бесите! – заявил Дэвид, нахмурившись и обхватывая себя руками.

– Хорошо! И что же именно вас бесит?

– Я, черт возьми, чувствую себя пристыженным, мелким и… жалким.

– Отлично! – воскликнула я. – Наконец-то вы позволяете мне рассмотреть вас. Спасибо!

– Да на здоровье!

– Хорошо. Теперь мы можем немного поработать…

Когда мы в следующий раз встретились с Дэвидом, он вошел в кабинет в необычно подавленном состоянии. Его характерные повадки «крутого парня» сменились паникой. Никакого флирта или жеманной светской беседы.