Вцепилась пальцами в широкие плечи, прильнула теснее, пьянея от ощущения его возбужденной плоти. В ответ Рэм тихо застонал, руки его скользнули вниз, стиснули ягодицы, почти приподнимая меня и с силой впечатывая в твердое напряженное тело.

— Девочка моя… — низкий голос прерывался от желания.

Запрокинула голову, подставляя шею, ключицы, грудь под быстрые, лихорадочные поцелуи. Саллер что-то говорил, но я не слушала. Сердце бешено колотилось, рваным ритмом отдаваясь в висках, колени дрожали, ноги подкашивались. Так упоительно было тонуть в его объятиях — если бы не скала, к которой Рэм успел меня прислонить, я непременно бы упала.

— …сожалею… — ухватила я краем затуманенного сознания и чуть отстранилась, пытаясь вникнуть в смысл этих слов.

Он жалеет? О чем?

— Не смогу сделать, как надо…

— Не сможешь… — протянула озадаченно. — Как надо…

А что, собственно, мне надо? Касаться гладкой кожи? Целовать упрямые твердые губы? Ощущать Рэма в себе? Жить вместе долго и счастливо? Если речь об этом, то да, это именно то, чего я жажду… Очень-очень…

— Твоя семья будет настаивать, чтобы соблюдались все положенные правила приличия. Прости, я не могу этого допустить, — терпеливо повторил Саллер, а я, не отрываясь, смотрела на тоненькую жилку, что учащенно билась у него на шее.

Почему он так волнуется? И о каких правилах идет речь? Хотела спросить, но Рэм не позволил.

— Подожди… Дай объяснить. Мы оба надеемся, что Трэй жив, но, если… его больше нет, я попрошу твоей руки. Немедленно. Не дожидаясь, пока закончится срок, отведенный для траура. Не перебивай… — произнес он глухо. Хотя я и не собиралась этого делать. — Я ведь видел, как болезненно ты переживала то, произошло с кузеном, искала у меня поддержки, утешения… Доверилась. Я взрослее, опытнее… воспользовался твоей растерянностью, болезненным состоянием… не выдержал, не остановился… И этого уже не изменить.

Что?

Вгляделась в серьезное, решительное лицо и поняла, Саллер не лукавил. Он действительно считал меня невинной жертвой собственного коварства.

— Знаю, ты любила и… любишь мужа, — продолжал он отрывисто, — а теперь даже память его не почтишь, как полагается, но… Мы должны обручиться немедленно. Не исключено, что ты забеременела…

Он говорил еще что-то о том, что, забрав мою девственность, как честный человек, теперь обязан… Что его величество, в качестве исключения, даст разрешение на такой поспешный брак… Что никто не узнает… не заподозрит… Что он убьет каждого, кто посмеет хотя бы косо взглянуть…

Я стояла, слушала… Слова сыпались и сыпались, оставляя после себя привкус горечи и ясное, четкое понимание.

На самом деле, Рэм давно не верит в то, что Петька отыщется, просто пока меня не расстраивает.

Я не страдаю расстройством психики, и секс у нас все-таки был. Это самое приятное из всего, что я услышала, потому что…

Саллер собирается на мне жениться. Из чувства долга... Из-за предполагаемого «интересного положения»... Из-за того, что я хэленни… Да из-за чего угодно, черт возьми, только не потому, что я нужна ему сама по себе. О чувствах Рэм не сказал ни слова.

Ладно… Молчит? Сама спрошу, испытывает ли он ко мне хоть что-нибудь. Пусть соврет, я по глазам пойму, есть ли у нас шанс на нормальную совместную жизнь.

Увы, я не успела даже рта раскрыть.

— Ох уж эти смертные, — раздалось откуда-то сверху ехидное. — Чуть отвернешься, они так и норовят устроиться где-нибудь в тени и заняться производством себе подобных. С другой стороны… вы так болезненны и недолговечны, что ваша озабоченность потомством и стремление каждую свободную минуту совокупляться вполне объяснимы…