"Будто в коморке папы Карло", – думал Саша Раевский. Ему нравилось пробираться на крышу.

Раевский попытался понять, завидует ли он Шаповалову? Понял, что завидует. Чуть-чуть. Не тяжелее розового лепестка.

Шаповалов распахнул дверь, вошел в студию. Зажёг свет. Обилие красок, холстов и подрамников обычно поражало вновь прибывших. Сокрушало остатки девичьей обороны. Запах художественно мастерской кружил головы. Так получилось и в этот раз.

С Лидой, но не с Леной.

Тихон достал из холодильника колбасу. Немедленно раскупорили банку кабачковой икры. Кто-то взрезал ломтями сыр.

Много смеялись. Шаповалов распространял вокруг себя флюиды обаяния, как тёплые солнечные лучи.

Появился старик Натанзон из соседней квартиры. Люди ближе знакомые с бытом Шаповалова звали старика Робинзоном – так проще и понятнее.

Робинзон привёл Тишку – "барскую" собаку. Днями старик держал её у себя, кормил, выгуливал, за что получал от Шаповалова небольшую плюспенсионную мзду. По паспорту Тишка была таксой. В действительности – нет.

Пока девчонки визжали над собакой и трепали друг друга за уши, Робинзон растворился в интерьере. Он умел замечательно молчать и сливаться с поверхностью. Проявлялся только в нужный момент.

Зазвонил телефон. Тихон поднял трубку и сухо произнёс: "Слушаю". По его лицу пробежал серый блик. Саша Раевский сообразил, что звонила жена. Тихон отвернулся к окну, отгородился спиной. Раевский повёл девушек вглубь студии. Чтобы не мешать разговору.

Начали смотреть картины. Саша был вынужден что-то говорить, девчонки подневольно восторгались.

Неожиданно Лена спросила:

– А есть здесь хорошие картины?

Раевский смешался. Вместо него ответил Робинзон:

– Есть. Одна. Но её написал не Шаповалов…

Девчонки рассмеялись, Саша улыбнулся, Робинзон обиделся. Не понял, что смешного в его словах? Есть хорошая работа. Почему нужно смеяться? Нужно смотреть и впитывать в себя энергию художника.

Саша взял Лену за руку и повёл на крышу. "Если в этом доме живут феи, то они там!" – пообещал высокопарно.

Лида не пошла, осталась в студии.

В соседнем доме, в крайней квартире на втором этаже работал телевизор. Транслировали хоккейный матч. Было прекрасно видно броуновское движение спортсменов по площадке.

– А у нас в Мурманске звёзды ближе, – сказала Лена.

– Ты из Мурманска?

– Родилась там. Жила не долго, до шести лет. В школу пошла здесь.

Саша неопределённо хмыкнул.

– Хорошо помню звёзды, и Кольский залив. Мы жили…

– Погоди, Мурманск это в Сибири?

Она рассмеялась. Ответила, что он почти угадал.

– Мурманск – это за Полярным кругом. У Баренцева моря.

– Там тоже живут люди? – удивился Саша.

– Ещё как!

– А зачем?

Шайба влетела в ворота, мужчина в белой майке подпрыгнул над креслом. Взметнулась его волосатая грудь, порхнули руки. На краткий миг стала видна наколка. Было наколото что-то сложное, чей-то художественный лик.

– Ты просто там не бывал, – ответила Лена. – У нас была квартира, на улице Бочкова. На шестом этаже. Окна выходили на залив. Знаешь как красиво? Какой вид?

– Нет.

– Там круглый год дуют ветра. В Мурманске… Кстати моряки зовут город МурмАнском. С ударением на вторую "а".

– МурмАнск, – повторил Саша. Почувствовал, как внутри него рождается загадка. Будто ему показали что-то знакомое и простое, но с неожиданной стороны.

– Неделю или две в году бывает штиль. Обычно в начале осени. Паруса безвольно опускаются, флаг над горкомом повисает, словно тряпка бабы Нюры.

– Кто это?

– Уборщица в институте. Там Лидка учится.

Саша кивнул.

– Кольский залив в такие дни становится спокоен и чист, словно лицо Будды. В нём отражаются звёзды.