Боюсь оставлять их один на один. Вдруг Афанасий заявит Никуше, что он её новый папа. Моя дочка устроит истерику.

Заглядываю в зал: мужчина уже давно забыл про мою дочь и разглядывает полки с книгами. Это плохо, там у меня тоже может быть пыль.

Вздохнув, возвращаюсь в кухню. Потом снова пытаюсь собрать на стол. Зову старшую.

— Он мне не нравится, — заявлят Ася, шурша пакетами.

Другого я и не ждала.

— А кто тебе нравится?

— Папа.

— Понятно. Купи, пожалуйста, хлеба.

— А если я куплю хлеба, он уйдет?

— Ася, — вздыхаю, хватаясь за половник. — Просто сходи за хлебом.

— Надеюсь, когда я вернусь, его не будет.

Сдерживаюсь, хотя очень хочется рыкнуть. Если я начну ругаться при Афанасии, это будет совсем не красиво. Приходится ещё четыре раза повторить, прежде чем Ася уходит в магазин, потому что до этого дочка решает полежать на полу, полепить из найденного там же куска пластилина уточку Фанфан, а потом станцевать для меня брэйк-данс на всё том же полу. И я терплю, хотя внутри всё клокочет от негодования. Но, когда Ася наконец-то уходит, я, широко улыбаясь, захожу в зал. Афанасий сидит за пустым столом и бьёт по нему пальцами. Ника высыпала лего и пытается его сложить. Они никак не взаимодействуют.

— Не заскучал?

— Нет, Ася показывает мне своё лего.

— Я Ника, — недовольно бурчит дочь.

А я ставлю перед Афанасием тарелку супа.

— Первое вечером? — кривится он, но тут же, спохватившись, лепит на лицо улыбку.

— Извини, я не успела подготовиться, ты так неожиданно позвонил.

Афанасий, вздохнув, берётся за ложку.

— А хлеба можно?

— Ася пошла за хлебом, — бормочет младшая, стараясь соединить неподходящие друг к другу детали лего.

— Значит, я подожду. — Откладывает он ложку.

— Обычно она долго ходит. Пока цветы соберёт, пока жуков пересчитает на березе, ещё у неё коллекция камней.

— Я попросила её побыстрее, — говорю как можно ласковее.

Стараюсь как-то сгладить ситуацию.

— Ага, — продолжает Ника впихивать в очередную деталь конструктора невпихуемое.

— Ладно, тогда я, пожалуй, поем. — Пододвигает к себе тарелку Афанасий, запускает в жижу ложку, пробует, а потом сообщает: — Холодный суп.

Как же неловко. Опять опростоволосилась. Я так хочу, чтобы девочки ему понравились. Потому что я не смогу жить с мужчиной, если он не поладит с моими детьми. Не то, чтобы я мечтала выйти замуж за Афанаия, но он хороший, перспективный, и Михайловна права: девочкам нужен отец.

— Ой, прости меня, пожалуйста, я совсем забегалась, — понимаю, что забыла разогреть суп.

— Я тебе помогу. — Афанасий пытается встать и отнести суп на кухню, но неожиданно в процесс вклинивается Ника.

Она старается ему помочь и, схватившись за край, тянет тарелку на себя. Он же не отпускает. Но Ника у меня упрямая. Я привыкла и зачастую не обращаю внимания, но неподготовленного человека подобное поведение шокирует. Тем более мужчину, который, конечно же, считает, что мелкая козявка должна его тут же послушаться и встать по стойке смирно. Но не всё так просто.

— Давай дядя Афанасий отнесёт тарелочку на кухню сам, — он старается как может, цедит сквозь зубы, надавливая.

Ника не обращает внимания и тянет. Но мужики же не любят, когда с ними спорят, тем более те, у которых нет детей, и особенно работающие на должности.

В общем, перетягивание каната оканчивается тем, что Ника опрокидывает тарелку на Афанасия.

Я в ужасе замираю, увидев на его белой рубашке капусту, а на брюках огромное мокрое пятно.

— Ты что натворила?! Это же новые брюки и рубашка! — Вскакивает Афанасий.

Тарелка со звоном летит на пол. Замглавы хватает Нику за руки. Та испуганно жмётся. А я ругаю девочек сама, воспитываю как могу, но, когда кто-то повышает на них голос, не могу этого выдержать, моментом превращаюсь в фурию.