Лола помнит, как она неоднократно пыталась обсуждать все музыкальные новости с Маркизом, но в конце концов отступилась, потому что Леня был абсолютно равнодушен не только к классической музыке, но и вообще к любому театру. Даже когда она, Лола, играла в драматическом театре, Леньку ни под каким видом невозможно было зазвать на спектакль. И вот теперь он настолько увлекся неизвестной дамой, что пригласил ее в оперу! Этого не может быть, Лола просто не в состоянии в это поверить.

Кроме всего прочего, Лола готова была поклясться, что до ее отъезда Леня и не помышлял ни о какой опере. Билеты же на премьеру «Сомнамбулы» были раскуплены заранее за бешеные деньги, и достать что-то накануне совершенно не представлялось возможным. Лола почувствовала к неизвестной женщине нечто вроде уважения, ведь это из-за нее Ленька так расстарался. Но все же с этим вопросом требовалось разобраться, причем как можно скорее.

На столике валялась Ленина записная книжка, и Лола принялась листать ее от полного бессилия. Книжка у Лени была толстая, записей в ней было очень много, почти все зашифрованы так, чтобы понять их мог только Маркиз. Он утверждал, что книжка – его основное орудие производства. То есть основное орудие – это голова, а книжка на втором месте.

Лола со вздохом отложила гроссбух, и книжка раскрылась на первой странице. Там было нацарапано торопливым Лениным почерком почему-то карандашом: «Мария Степановна. Билеты». Дальше шел номер телефона.

Повинуясь мгновенному импульсу, Лола набрала номер.

– Театральная касса! – ответили на том конце жизнерадостным глубоким контральто.

– Вы извините, – затараторила Лола, – адресок ваш напомните, пожалуйста, а то телефон-то у меня записан…

Театральная касса находилась на Литейном, недалеко от моста. Собралась Лола быстро. Вняв внутреннему голосу, она не стала надевать свою шикарную норковую шубу. Шуба была из отлично выделанной норки цвета топленого молока, и с отвратительной петербургской зимой Лолу примиряла только возможность носить эту шубу. Лола погладила мех и, вздохнув, достала дубленку. Дубленка была очень приличная, но совершенно не запоминающаяся, такие есть у многих женщин. Минут сорок Лола поработала над образом, то есть нанесла на лицо светлый тон, чтобы загар не бросался в глаза, и сделала такой макияж, чтобы лицо казалось чуть шире, а глаза – чуть меньше. Она даже навела несколько морщинок возле глаз. Теперь из зеркала на нее смотрела абсолютно ничем не примечательная женщина хорошо за тридцать.

Театральная касса оказалась небольшой комнаткой, увешанной всевозможными афишами и плакатами. Лола заглянула в окошечко, и в лицо ей тотчас пахнуло жутким парфюмерным запахом. Крошечное помещение за окошком занимали две женщины, одна – полная молодящаяся крашеная блондинка, другую почти не было видно. Она скорчилась в углу, прижимая к носу не первой свежести носовой платок.

В помещении театральной кассы никого не было. Лола потолкалась по комнате, разглядывая афиши, потом подошла к окошку, внимая недовольному окрику блондинки:

– Дама, вы будете билеты покупать или просто так гуляете? А то мы на обед закрываемся!

Судя по голосу, именно она отвечала Лоле по телефону.

– Мне бы на оперу… – промямлила Лола. – Хорошо бы в Мариинку, на «Сомнамбулу»…

– Что? – возопила блондинка в окошке. – Дама, вы когда родились – вчера? Да на «Сомнамбулу» все билеты раскуплены на полгода вперед, а у нас их вообще не было. У нас ведь обычная театральная касса, а вы представляете, сколько стоят билеты на такой престижный спектакль?

– И сколько же? – улыбаясь, спросила Лола.