– В общем, вы решили сделать перерыв, пока не появится теплый дом.

– В начале марта, два месяца назад, мы опять поехали в Суадие. В доме было все так же холодно. Мы разожгли камин, и за несколько минут дом наполнился едким дымом, а мы поссорились. После этого Сибель еще простудилась и заболела. У нее поднялась температура, она неделю провела в постели. И мы решили больше не ездить туда.

– Кто из вас не захотел там бывать? – спросила Фюсун. – Она или ты? – Вместо нежного выражения – «пожалуйста, скажи правду» – в ее глазах появилась мольба: «Пожалуйста, соври и не расстраивай меня», словно собственное любопытство причиняло ей боль.

– Думаю, что Сибель считает, что если до свадьбы мы будем реже заниматься любовью, то я стану больше ценить помолвку, свадьбу и даже ее саму, – сказал я.

– Но ты говоришь, что у вас и раньше все было.

– Ты не понимаешь. Дело же не в первой близости.

– Да, не в первой, – согласилась Фюсун.

– Сибель показала, как она меня любит и как мне доверяет. – Я вспомнил ее слова. – Но мысль о том, чтобы заниматься любовью до замужества, ей неприятна… Я ее понимаю. Она долго училась в Европе, но не такая смелая и современная, как ты…

Воцарилось долгое молчание. Так как я много лет размышлял над значением этой немоты, то теперь, надеюсь, понимаю ее причины: я попытался сделать Фюсун комплимент, но у сказанного оказался и другой смысл. Получалось, что близость с Сибель до свадьбы я объяснял тем, что она любит меня и доверяет мне, а такой же поступок Фюсун – лишь ее смелостью и современностью. А из этого следовал вывод, что слова о том, какая она «смелая и современная», в которых я буду раскаиваться потом многие годы, означали, что я не испытываю перед Фюсун особой ответственности за происшедшее, да и привязанности тоже. Раз уж она такая современная, сближение с мужчиной до свадьбы или отсутствие девственности в первую брачную ночь для нее не составляет проблемы… Совсем как у европейских женщин или у тех легендарных дам, что прогуливаются в одиночестве по улицам Стамбула… А ведь я просто хотел сказать ей приятное.

Размышляя над причиной молчания, хотя, конечно, ничего сразу тогда не осознав, я засмотрелся на медленно качавшиеся от ветра ветви деревьев в саду. Мы часто лежали, обнявшись, в кровати, разговаривали и смотрели в окно на деревья, на соседние дома и на ворон, летавших с крыши на крышу.

– На самом деле никакая я не смелая и не современная, – тихо сказала Фюсун, нарушив безмолвие.

Я объяснил себе ее слова тем, что слишком уж тяжела для нее тема и что ей просто неловко, поэтому и не придал им значения.

– Женщина может безумно любить мужчину много лет, но совершенно не быть близка с ним… – осторожно прибавила Фюсун.

– Конечно, – поспешно согласился я.

Опять наступило молчание.

– То есть сейчас между вами ничего нет? А почему ты не приводил Сибель-ханым сюда?

– Нам в голову это не приходило. – Я и сам удивился, почему мы с Сибель не догадались встречаться в квартире матери. – Раньше я здесь занимался, читал, общался с друзьями, слушал музыку. Почему-то вспомнил об этой квартире из-за тебя.

– Верю, что тебе и в самом деле такое раньше не приходило на ум, – заметила внимательная Фюсун, которую трудно было провести. – Но в остальном, что ты рассказываешь, чувствуется ложь. Это так? Я хочу, чтобы ты никогда мне не врал. Я даже не верю в то, что у вас сейчас ничего нет. Раз нет, поклянись в этом. Пожалуйста.

– Клянусь, что мы с Сибель сейчас не занимаемся любовью, – улыбнулся я, обнимая Фюсун.

– Ну а когда вы собирались возобновить отношения? Летом, как только твои родители уедут в Суадие? Когда они уезжают? Скажи мне правду, и я больше никогда не буду ни о чем тебя спрашивать.