– Делайте, как знаете! – отрезал Максим Устинович и энергично направился к выходу из кабинета, но у двери он резко остановился, развернулся и, недобро посмотрев на жену, тихо с угрозой произнёс. – Но имейте ввиду: если вашими… вот этими фортелями вы навредите моей репутации… мне ничего не останется как… будете жить в этом гадюшнике! – Максим Устинович сделал круговое движение головой. – И в этом сраном городе… Ты меня знаешь! – глаза его инстинктивно сверкнули кровожадностью, и он, невнятно причитая, вышел из комнаты.

«Да уж, я тебя знаю. Я тебя так давно знаю. И как же я жалею теперь о том, что тогда давно-давно впервые тебя узнала…».

– Мать, я спать, – перебил горькие воспоминания Ларисы Яновны голос Олега. – Итак устал как собака, а ещё и эти два раздолбая учительствовать надумали, – последние слова прозвучали уже из холла перед кабинетом.

Лариса Яновна безысходно опустилась на диван, закопала глаза в набухшие тоской веки, но сквозь ресницы всё-таки начали просачиваться крупные капли слёз. Они падали на кожу рук, сложенных одна на другую и обжигали нахлынувшими в сознание воспоминаниями…

Сколько Лариса себя помнила, она всегда себя стеснялась. В школе она стеснялась своей полноты, которая наградила и её лицо, и ноги, но при этом, не обратив должного внимания на её грудь.

После поступления в институт к этому добавилось ещё и стеснение за то, что она была дочерью большого партийного начальника.

Выйдя замуж на пятом курсе института, она стеснялась друзей и знакомых, потому что её муж – высокий спортивный красавец, а она на его фоне – просто пухлая дурнушка, непонятно зачем находящаяся с этим «покорителем дамских сердец». Тогда, чтобы не чувствовать этого дискомфорта, Лариса нежно, но непреклонно завершила отношения со всеми приятелями и друзьями семьи, правда при этом она во многом утратила и совместные вечера с мужем. «Пусть делает карьеру» – решила она и смирилась с одиночеством.

Когда пришло время новых принципов и деловых людей, она стыдливо стеснялась своего мужа, который кардинально поменяв свои взгляды, пересел из кресла обкома партии в не менее уважаемое кресло областной администрации и немедленно принялся клеймить и обвинять во всех грехах «маразматические идеи основоположников марксизма-ленинизма». Но более всего она теперь стеснялась приятелей и соратников своего отца, которые в недавнем прошлом “активно двигали вверх” «молодого и очень перспективного товарища, преданного идее безусловных преимуществ социализма».

А когда её муж что-то там не очень аккуратно приватизировал, она стала стесняться своих сослуживцев по проектному институту, которые постоянно обсуждали на работе «эту воровскую прихватизацию» и недвусмысленно поглядывали на Ларису Яновну. Тогда они с мужем впервые сильно повздорили, и через месяц семейных баталий Лариса Яновна уволилась с работы. Правда, к тому времени Максим Устинович уже выгодно избавился от приватизированного, потому как должен был сильно продвинуться по службе. И продвинулся, а у Ларисы Яновны появился очень любезный помощник по всем хозяйственным вопросам – «Леонтийчик», как она нередко стала про себя называть Коваля.

Еще позже Лариса Яновна стала стесняться всех, кого она встречала в театрах или на званых обедах, куда её периодически вынужден был брать с собой Максим Устинович. На этих мероприятиях она стеснялась даже совершенно незнакомых ей людей. Ларисе Яновне казалось, что как только она отворачивается и не имеет возможности на них смотреть, они немедленно начинают обсуждать её как неудачницу-дурнушку и одновременно восторженно говорить о любовнице её мужа. Но и с этим неудобством ей удалось справиться: у неё как раз вовремя подсело зрение, и она заказала себе очки с затемнёнными стёклами. Тем самым она сама получила преимущество и могла беззастенчиво уставиться очками прямо в глаза собеседника, наблюдая за тем как не комфортно чувствует себя в это время её оппонент и как он сам вынужден отводить свои глаза в сторону.