История есть процесс постепенного освобождения событий от их эмоциональной окраски. Кайцзун наконец-то понял, почему он стал учиться на историка. Вероятно, постоянные переезды из города в город в детстве заставили его с большой осторожностью относиться к эмпатии. Он привык держать дистанцию – в семье, в школе, в какой-либо организации, в личных отношениях. Ему было очень легко достичь объективности, того качества, которого добивается в себе любой историк.

Однако теперь Кайцзун начал понимать силу и значение слов «один из нас».

Внезапно его привлекло лицо в толпе. Оно резко выделялось среди остальных, задумчивых и умиротворенных, наполненное страхом. Молодое, худощавое, но по одежде и прическе нельзя было угадать пол этого человека. Он пытался слиться с толпой, но бегающие глаза, постоянные взгляды через плечо придавали его лицу еще больший контраст с остальными, будто круги расходились от камня, брошенного в безмятежную водную гладь, и по этим кругам было легко обнаружить центр.

Одно было точно – это не уроженец Кремниевого Острова. Хотя человек и пытался сойти за местного, мелкие детали в одежде и в чертах лица выдавали уроженца отдаленной провинции.

Кайцзуну почему-то показалось, что он узнал этого человека. Странно, откуда он может знать это лицо. Но его особенности уже запустили программу распознавания образов в правой веретеновидной извилине его мозга, в результате чего выделились нейротрансмиттеры и повысилась частота пульса.

Проследив за взглядом этого человека, Кайцзун увидел нескольких бандитов из местных, которые кого-то искали в толпе. Наряд у них был заметный – облегающие белые жилеты из лайкры со светящимися узорами, вышитыми на спинах и вспыхивающими, как рождественские елки, в сочетании с ярких цветов свободными спортивными штанами и кроссовками. Одинаковые короткие стрижки с выстриженными на головах сложными узорами, руки и лица, покрытые всевозможным пирсингом, и, конечно же, обязательный атрибут гангстерской субкультуры – куски сверкающей телесной пленки, на которой вспыхивали имена и знаки.

Кайцзуна неоднократно предупреждали, что нужно держаться от таких людей подальше. За ними стояло сложное хитросплетение власти и насилия, в котором ему не разобраться.

Один из бандитов внезапно повернулся, будто что-то увидев. Его губы изогнулись в пугающем подобии улыбки, обнажая зубы. Пирсинг в верхней губе на мгновение коснулся кольца в носу, и телесная пленка на его плечах вспыхнула, изображая яркое пламя. Он что-то прокричал, и двое других поглядели в том же направлении, что и он. И все трое медленно двинулись сквозь толпу, с лицами охотников, устремившихся за добычей, попавшей в ловушку, на ходу придумывая новые способы мучений для своей жертвы.

Кайцзун тихо выругался. Повернувшись в сторону, он увидел, что их добыча смотрит на него. Мягкие глаза, в которых стояли страх, отчаяние и немая мольба. У Кайцзуна дрогнуло сердце, он наконец-то понял, почему это лицо показалось ему знакомым. Это было то же самое лицо, которое он видел на фотографии в альбоме, в той самой начальной школе, где он когда-то начинал учиться.

Жертва протолкалась сквозь толпу и исчезла в узком переулке, за семейным святилищем клана. Молодые бандиты двигались следом, не прерывая преследования.

Случись это в Штатах, Кайцзун остался бы на месте, не влезая в неприятности, поскольку знал бы, что кто-нибудь обязательно вызовет полицию. Но здесь, на Кремниевом Острове, он не был столь уверен в правильности таких действий. Возможно, это нормальная часть здешней повседневной жизни, поскольку большая часть окружающих, казалось, не обратила на это никакого внимания. Кайцзун посмотрел туда, где скрылись члены банды; его руки инстинктивно сжались в кулаки, потом разжались, а потом сжались снова.