– Родители вернутся через полтора месяца, – кивнула Ольга. – Значит, это время у нас есть. Но для большинства работ нужны документы – паспорт, диплом об образовании. Не знаю, так ли устроено у вас, но даже если так, с собой у тебя их нет… Если с паспортом я хочу попросить помочь Олега – для начала, правда, придется всё ему объяснить, и вряд ли это будет просто…

– Оля, кто это? – перебила Мауйя. Ольга не сразу поняла девушку, так как её мысли работали совершенно в другом направлении. Рука гостьи указывала на один из рекламных щитов, на которые Ольга давным-давно привыкла не обращать внимания. Но что-то в голосе Мауйи – смесь испуга и удивления – заставило девушку приглядеться к щиту внимательней. На нем была реклама одного из самых популярных в стране частных банков. Банк был назван по фамилии владельца, и на плакате был изображён он сам – мужчина в дорогом костюме и с дорогими часами призывал открыть счет. Ольга почему-то была уверена, что внимание её гостьи привлекли вовсе не дорогая одежда мужчины…

– Это Марк Киселев, – объяснила она. – Он владеет «Банком Марка Киселева». Один из самых богатых людей страны, насколько я знаю.

Мауйя побледнела.

– Марк? – переспросила она, хотя Ольга не сомневалась, что девушка прекрасно её слышала.– Он выглядит точь-в-точь как мой муж… И даже имя практически совпадает. Тебе не кажется, что этого слишком много для совпадения?

Я бросаю вслед

Эти злые слова, как будто ножи.

Меня больше нет,

Я давно заблудилась во лжи

Твоей.

Словно сны мои были сильней,

Чем реальность твоей любви.

Когда я писала стихи,

Бросала дела –

По сто раз меняла

Косметику и духи,

Пока часами тебя ждала.

И всё равно оставалась одна.

Пила обиду до дна.

А теперь я бросаю тебя,

А тебе – эти злые слова,

Вонзенные мне в сердце ножи.

И всё-таки знаю, что я права,

Что решила не жить во лжи.

Больше мне никогда

Не пиши.

Выражение на лице Ольги стало таким, словно она боялась, что я упаду в обморок. Она была недалека от истины. С плаката на меня смотрели глаза моего бывшего мужа – это было его лицо, характерная для него поза, и даже то, как уверенно он держался перед камерой, говорило мне о том, что это и есть Марк. Марк Кис, фамилию которого я всё ещё ношу.

Но, учитывая обстоятельства, в которых я оказалась, это абсолютно невозможно. Это никак не может быть Марк. В последний раз, когда я его видела, он приводил в действие свою ужасную машину, собираясь уничтожить наш мир, разрушить все жизненные устои. И тогда он выглядел безумным и в то же время холодно-спокойным – пожалуй, как и все, кто уверен в своей абсолютной правоте… И он, человек, который носил меня на руках и готовил завтраки, который обещал быть со мной в горе и в радости, в тот момент ударил меня. Даже не ударил – отшвырнул, как досадную помеху. Хуже всего было как раз то, что в его глазах не было ненависти. Ему было больно от того, что он так со мной поступает – я была уверена в этом, – но всё же Марк это сделал. В тот момент я была не любимой, пусть и бывшей, женой – всего лишь очередным незначительным препятствием на пути к цели. А Марк всегда умел быть целеустремленным. Я знала это, пожалуй, лучше всех – он ухаживал за мной несколько лет и сумел влюбить в себя настолько, что я согласилась выйти за него замуж. Правда, как оказалось потом, не настолько, чтобы пожертвовать ради него половиной себя и своей жизни… Но сила его характера всегда меня восхищала…

Тем не менее, человек на плакате никак не мог быть моим мужем. Это не просто другая страна – это какой-то совершенно иной мир. Как мы оба могли в нём оказаться? Почему тогда не переместились в одну точку? И, будь это Марк, Ольга бы не удивлялась так моему умению п