– Почем я знаю? Во всяком случае, идти дальше я не мог. Мне тоже стало страшно. Сама знаешь, я терпеть не могу ни темноты, ни жестокости. На моем месте любой бы остановился. Нельзя очертя голову нестись в неизвестность. И потом, я подумал о тебе, о вас. Ты даже не представляешь, как там… Там так темно! Там смерть.

Не успел Джонатан закончить фразу, как у него задергался левый уголок рта. Люси еще никогда не видела его таким. Она поняла: докучать ему лишними вопросами не стоит. Обняв мужа, она поцеловала его в холодные губы.

– Успокойся, все позади. Мы заделаем эту щель и думать забудем про нее.

Он попятился.

– Нет. Еще ничего не кончилось. Там меня не пустила дальше красная зона. Она никого бы не пропустила. Жестокость – страшная штука, даже когда ее совершают по отношению к животным. Но я не могу сидеть сложа руки, когда до цели совсем рукой подать…

– Ты хочешь сказать, что снова туда собрался?

– Да. Эдмонд прошел, и я пройду.

– Эдмонд, твой дядюшка Эдмонд?

– Он что-то там делал, и я хочу узнать, что именно.

Люси подавила жалобный вздох.

– Пожалуйста, ради любви ко мне и к Николя, не ходи туда больше.

– Я не могу иначе. – У него снова задергался уголок рта. – Я никогда не доводил дела до конца. Всегда останавливался, когда разум подсказывал мне, что близка опасность. И вот, посмотри, в кого я превратился. В человека, наверное, так и не узнавшего, что такое риск, равно как и то, что такое настоящая удача в жизни. Поскольку я останавливался на полпути, мне никогда не удавалось добраться до самой сути вещей. А надо было бы остаться в слесарне и продолжать терпеть издевательства назло начальству. Это было бы своеобразным крещением, я бы узнал, что такое жестокость, и научился с ней справляться. Но вместо этого, чтобы избежать неприятностей, я словно превратился в неискушенного младенца.

– Ты спятил!

– Нет, ты ошибаешься. Просто нельзя всю жизнь провести в коконе. А этот подвал дал мне уникальную возможность сделать решительный шаг. И если я его не сделаю, то никогда не посмею смотреться в зеркало, потому что буду видеть там жалкого труса. К тому же, вспомни, ты сама заставила меня туда пойти.

Он стянул с себя рубашку, запятнанную кровью, и добавил:

– И не уговаривай, это окончательное решение.

– Ладно, тогда я пойду с тобой! – объявила Люси, сжимая в руке фонарик.

– Нет, ты останешься здесь!

Он крепко ухватил ее за запястья.

– Отпусти меня, что это с тобой?

– Прости. Ты просто пойми: этот подвал – мое личное дело. Мой крест и мой путь. И никто не должен в это вмешиваться, слышишь?

У них за спиной Николя все еще плакал над останками Уарзазата. Джонатан отпустил руки Люси и подошел к сыну.

– Полно, успокойся, малыш!

– Мне все надоело, Уарзи больше нет, а вы только и знаете что ссориться.

Джонатану захотелось отвлечь сынишку. Он взял спичечный коробок, достал шесть спичек и выложил их на стол.

– Вот, смотри, сейчас загадаю тебе загадку. Из шести спичек можно сложить четыре равносторонних треугольника. Подумай хорошенько, и непременно найдешь разгадку.

Мальчонка удивился, утер слезы, промокнул нос и тут же принялся раскладывать спички так и эдак.

– И еще один совет: чтобы найти разгадку, нужно думать по-другому. А будешь рассуждать, как все, и у тебя ничего не выйдет.

Николя удалось построить три треугольника. Не четыре. Он поднял свои большие голубые глаза и заморгал.

– Пап, а ты-то сам нашел разгадку?

– Нет еще, но думаю, очень скоро у меня получится.

Джонатан мигом успокоил сынишку, но не жену. Люси метала в его сторону гневные взгляды. А вечером они схлестнулись в ожесточенном споре. Но Джонатан и не подумал рассказать ей про подвал и его тайны.