– Тебе незачем тащиться со мной на другой конец континента, – стонал Никс, – почему ты увязалась за мной?

– За тобой?! – возмущенно воскликнула Крета и скрестила руки на груди, – У меня там свои интересы, знаешь ли. К тому же, имею право. Ведь, как оказалось, меня выгонят из школы, если ты проиграешь в турнире. Поэтому я имею все основания занять место на трибуне и посмотреть воочию, как ты одолеешь их всех.

Никс лишь устало отмахнулся.

– Свои интересы? – вздохнул он, – Например?

– Это единственное место во всем Вербрехене, где мне покажут истинную красоту управления своим потенциалом, – фыркнула она, – ты поймешь, когда сам посмотришь на это. Настоящая, истинная аура куда эффективнее и… зрелищнее, чем вонючая синра!

Сверху послышался глухой смешок.

– Не спорь с ней, парень, – Стин похлопал их по спинам, подталкивая вперед, к вагону поезда, – у девушки явно есть определенный пунктик по поводу синры, и даже я не стану ее разубеждать в том, что это изобретение – не зло.

– Так вы знаете? – ахнула Марли, уставившись на него своим золотым глазом.

– Знает о чем? – недоуменно вертел головой Никс.

Они остановились прямо перед распахнутыми дверьми, и очередь из нескольких десятков людей, что стояли позади них, загудела.

– Запрыгивайте, черт, – Дорхафт почти раздраженно затолкал их внутрь поезда.

Он продолжал подгонять их до тех пор, пока они не проследовали в свое купе первого класса, где все трое уже могли спокойно расположиться на мягких диванах и продолжить дискуссию. Крета живо сбросила с себя пуховик и длинный шарф, оставшись лишь в малиновой вязаной кофте, теплых штанах и своих красных сапогах, снимать которые до прибытия в отель она категорически отказывалась. Процедура их надевания была чрезмерно болезненной, чтобы проходить через подобное дважды в день.

Стин развалился на одном из двух диванов, и тот моментально вмялся в металлический синий пол под тяжестью бургомистра и его доспехов. Механические суставы громко скрипели в унисон стону дивана, поэтому некоторое время все молчали, не имея возможности услышать друг друга.

Наконец, все расположились вокруг овального столика, который служащие поезда тут же заставили напитками и закусками, не жалея ничего для бравого бургомистра и его юных спутников. За рядом бутылок и подносов теперь почти не было видно Крету, но девушка не особо из-за этого расстраивалась. Она незамедлительно набросилась на еду, забыв о недавнем разговоре.

Никс и Стин довольно переглянулись.

– Тебя что-то беспокоит, мой мальчик, – нахмурился Дорхафт, разглядывая потускневший взгляд юноши, – расскажи мне.

Никс ответил не сразу. Он не ожидал, что его переживания лежат прямо на поверхности даже для такого твердолобого человека, как бургомистр.

– Мне кажется, что… – он замялся, разглядывая собственную ладонь, кожа которой была иссини белого мертвенного цвета, – то, что я делаю, этого недостаточно. Не знаю, как это выразить, господин Дорхафт. Сколько себя помню, всегда был скептиком. Не рассчитывал на многое, знаете ли. Но сейчас я свято верю, что во мне скрыто нечто большее, чем я показываю вам, и готов показать всему миру на турнире.

– И что же это, по-твоему? – пожал плечами Стин, разглядывая Джеледа.

– Эту силу, как мне известно, – Никс говорил медленно, стараясь подбирать подходящие слова.

Никто не знал, кем стал Таниэль Редэм после «того несчастного случая в Игле», поэтому он уже очень долгое время считался мертвым. Лишь единицы знали, что на самом деле случилось в ночь рождения Алтиорема Игнаса. Более того, количество этих людей практически свелось к нулю после смерти Наместника Эмили.