Мистер Лехрер поправил спавшие на кончик носа очки, стараясь унять дрожь в руке, после чего судорожно вытер пот со лба тем самым платком, который минуту назад протянул Никсу.

– Конечно я не педофил, – выдохнув, заявил он, – но и вряд-ли когда-нибудь смогу избавиться от подобного отношения к ученикам. Ты сирота, Джелед, и мне всегда будет жаль тебя. В настолько хорошем смысле, насколько это возможно. Я знаю, что ты самостоятельный парень, который привык жить и существовать в одиночку, без посторонней помощи. Но это не значит, что я обязан побороть свое желание помочь тебе в трудную для тебя минуту. Репутация же дело второе.

Колени Никса быстро распрямились, и он, звучно крякнув, поднялся на ноги и направился к входной двери. Юноша на мгновение остановился у самого выхода и поправил перевязку под рубашкой, на посиневшем боку.

– Вы очень добры, мистер Лехрер, – он обернулся и впервые посмотрел ему в глаза, – но не позволяйте этому губить вас. А со мной все в порядке.

Стук, с которым захлопнулась дверь, еще долго звенел в ушах мистера Лехрера, который разочарованно смотрел на пустой листок бумаги, что он достал из своего дипломата.

Никс перегнулся через перила лестницы, чтобы окончательно убедиться, что за ним никто не следит, поднялся на еще один пролет и открыл заржавевший замок решетчатой двери, что преграждала путь на крышу. Ключ от этого замка Никс украл у охранника уже больше года назад, и пропажа до сих пор не была обнаружена. По сути, руководству школы было глубоко наплевать на то, что творится в этом здании, особенно в не учебное время и вне территории классных комнат. Такая политика была распространена в большинстве провинциальных школ, и заведение небольшого городка Клиин не являлось порядочным исключением.

Относительно небольшое поселение находилось в заливе Фригис, безирка Хвиттропп, и эти координаты на карте с трудом можно было назвать благоприятным местом для взросления. Особенно если у молодого человека нет семьи и поддержки. Несмотря на теплый западный воздух, что неизменно дул с океана, в городке всегда было достаточно прохладно, чтобы заставить жителей носить демисезонную одежду круглый год. Но Никс не боялся холода. Дело было даже не в страхе. Юноша его просто не чувствовал. Именно поэтому он возымел привычку подниматься на крышу школы и, расстелив свой форменный пиджак, лежать и наслаждаться одиночеством, наблюдая за бегущими по небу облаками.

Вот и сейчас Джелед неспешно улегся на жесткую поверхность крыши, которую не в силах была смягчить его легкая форма, и придался мирному потоку мыслей, что захлестнули его разум:

– Стоит ли вообще думать, что это неправильно? – Пронеслось в его голове. – Конечно, по всем законам морали такого не должно быть, но все же мое тело изранено, а единственного человека, который готов меня поддержать, уже заклеймили браным словом. Абсурд, – он недовольно пошевелил пальцами руки, пытаясь понять, какое именно движение причиняет ему наибольший дискомфорт. Осознав, что каждый сустав болит ровно точно так же, как и все остальные, Никс вновь погрузился в плавное течение размышлений, – что иронично, так это тот факт, что люди называют Адом. Я прожил там пять лет и не ощутил всех тех страданий, о которых толкуют люди. Я ощутил их здесь. В этом мире. Тут есть и боль, и ненависть, и целая куча других грехов. Там же я единственный раз ощущал искреннюю любовь и заботу, – он приподнялся на локоть, чтобы достать из портфеля сэндвич, который он наспех приготовил еще утром. Откусив небольшой кусок, он придался воспоминаниям о своем детстве, что он провел со своим отцом, –