С приездом отца все вокруг ожило, пространство наполнилось движением и звуками. Вениамин зевнул, потянулся и погладил кота, продолжавшего невозмутимо дремать. В тени беседки было хорошо, не то, что на солнце, хоть и северном, но сильно жгучем.

За ужином мама подкладывала Веничке лучшие куски и, не умолкая, рассказывала новости о разных знакомых. Отец слушал, молча, и лишь изредка прерывал ее каким-нибудь совершенно нелепым вопросом, что-нибудь вроде: «В муфте три клапана или завтра?» Была у него такая привычка, чтобы утихомирить разболтавшуюся жену, он иногда с серьезным видом изрекал всякие глупости. И тогда Антонина Сергеевна, осмысливая услышанное, ненадолго умолкала.

Папа никогда не ругался и не повышал голоса. С сыном общался на равных, с самого детства воспитывая в нем аристократическое достоинство. Хотя Вене было доподлинно известно, что бабушка и дед его по отцовской линии были родом из деревни Малые Свистуны и в город приехали учиться в институты. Выучились сами, а когда пришло время выучили и Вениного папу, а потом уж папа сам так изловчился, что стал Картонным Королем. Так его называла мама за то, что львиная доля заводов и фабрик страны, выпускавших от упаковочной тары до картонной мебели, принадлежала его отцу.

Перспектива стать буржуем Веню не пугала, его не интересовали картонные коробки. Как большинство мальчишек, он бредил морями и приключениями. Если к своим тринадцати годам, Веня побывал почти на всех самых крупных, не считая северных, морях и океанах, то с приключениями дело обстояло хуже. В частной английской школе их муштровали и держали в черном теле. Никуда не пускали одних, только в сопровождении либо школьного учителя, либо воспитателя. Музеи, выставки, концерты и прочие пресные развлечения разве могли понравиться пирату! А именно такими приключениями зачитывался Вениамин, лежа на пляжном топчане под присмотром взрослых на берегу очередного океана. Как истинному флибустьеру, ему хотелось свободы! Но рядом вечно были либо мама, либо английский занудный сэр с хлыстиком для устрашения и кучей запретов: туда не ходи, здесь не стой, не разговаривай, не смейся, не дыши!

Папа давно определил судьбу Вениамина. Дорогое английское образование – непременное условие для современного юноши, мечтающего о блестящей карьере. О карьере мечтал папа, а Веня мечтал о романтических приключениях. Только мама считала, что ему рано выходить одному из дома, там, на улице хорошему не научат. Раньше они жили в коттеджном поселке, и на их улице было пусто, а заборы один выше другого. Кто сидел за этими заборами, наверняка, думал так же, как и Венина мама – улица не место для общения и поэтому их улица была безлюдна: ребята не гоняли по ней на великах, не играли в прятки или войнушку. Все живое детское общение им заменили виртуальные войны, или такие же виртуальные грядки, на которых они с удовольствием сажали грибы или клубнику, вместо того чтобы всем вместе пойти в реальный лес или на рыбалку.

Вениамин в России гостил только летом и недолго. Вот и теперь мама должна была увезти его на Лазурный берег в жуткую скуку каждодневных променадов и посиделок в ресторанах. Все менялось, когда к ним присоединялся отец, и они, как настоящие корсары выходили в море на своей белоснежной яхте «Папирус». На этот раз приезд отца откладывался, запускался новый завод по производству картона. А значит, Вене предстояло общество мадмуазель и мадам Пуш – французских подруг его матери, живших неподалеку и везде таскавших с собой слюнявого английского бульдога по кличке Чезаре. Мама с дочкой увлекались психологией и очевидно имели отменное чувство юмора, потому и собаку назвали в честь известного тюремного психиатра Чезаре Ломброзо, уверявшего, что прирожденного преступника выдает форма черепа. Что уж говорить, их питомец имел все признаки убийцы: огромная костистая башка, выдающиеся надбровные дуги, приплюснутый нос и выпирающая нижняя челюсть с вечно прикусанным кончиком алого языка. Да к тому же этот бочонок на коротких лапках, страдал одышкой, чихал, хрюкал, пукал и пускал слюни при виде еды или просто так. Мадмуазель и мадам Пуш обожали своего урода, с нежностью утирали его пасть платочками, но он все равно умудрялся заляпать слюнями все подолы и брючины.