Понимая, как неловко чувствует себя Мулан, Джоу ласково улыбнулся. Он остановился и оглядел свою семью.

– Общество столь очаровательных женщин – подлинное благословение, – сказал он. – Я ничуть не сомневаюсь, что сегодняшний день станет знаменательным для семьи Хуа…

– Не сейчас, – перебила его жена. – Нам не следует опаздывать. – И в доказательство своих слов пошла вперёд, ускорив шаг.

Мулан едва поспевала за ней. Её платье выглядело чудесно, но совершенно не подходило для бега. Вдобавок ноги её были скованы узкими и неудобными туфельками. Она наверняка растянулась бы на дороге, но сестра протянула руку и поддержала её. А в довершение у Мулан громко заурчало в животе.

– Я умираю от голода, – сообщила она, хотя и знала, что в этом нет смысла.

Ли нетерпеливо нахмурилась.

– Я уже говорила тебе, что есть нельзя. Ты смажешь краску на лице.

– Даже смерчу не смазать всю эту краску, – вполголоса огрызнулась Мулан. Она повернулась к сестре и увидела, что беспокойство матери передалось и ей.

– Сиу, – сказала Мулан, пытаясь развеселить сестрёнку, и указала пальцем на собственное лицо, – что я чувствую?

Сиу впилась глазами в лицо Мулан, пытаясь отыскать хоть тень переживания.

– Не знаю, – отвечала она.

– То-то и оно, – отозвалась Мулан. – Вот я грущу. – Выражение на накрашенном лице не изменилось. – А сейчас мне любопытно. – И снова лицо было неизменно. – А теперь я смущена. – А лицо оставалось всё тем же.

Наконец личико Сиу расплылось в улыбке. Мулан улыбнулась ей в ответ, хотя сестрёнка, возможно, и этого не поняла. Как ни противно ей было думать, что все эти треволнения из-за неё, она понимала, что иначе и быть не может. Если бы к свахе позвали Сиу, матушка шла бы с лёгкой душой, едва ли не вприпрыжку. Сиу не доставляла матери, да и никому в семье ни малейшего беспокойства. От Мулан же были одни неприятности.

По счастью, размышлять о собственных недостатках у Мулан не было времени. Они пришли к дому свахи. Оставив Джоу дожидаться снаружи, женщины подошли к дверям.

Дом свахи, как и приличествовало женщине её занятий, стоял обособленно. Стены были недавно покрашены, по обе стороны двери росли цветы и ароматные травы. Сваха была в числе наиболее важных людей в их маленькой деревне. Благодаря её знакомствам девушки и юноши могли устроить свою судьбу и обеспечить процветание деревни. Семьи прилагали немало усилий, чтобы добиться расположения свахи, поскольку её благоволение было ключом к благополучному союзу.

Хотя её положение приносило ей почёт и привилегии, сваха была женщиной мелочной и склочной. Всякий раз, как она выходила из собственного дома (а, надо сказать, делала она это не часто), всё вокруг встречало её угрюмое осуждение. Мулан не раз случалось разворачиваться и идти в обратную сторону, лишь бы избежать неодобрительного взгляда толстухи. И даже Сиу, впрочем, будучи совсем малышкой, не понимавшей, что к чему, однажды ляпнула, мол, вот ведь нечестно, у такого красивого дома – и такая безобразная хозяйка.

Да, сваха была придирчивой каргой с отталкивающе хмурым выражением лица, но судьба Мулан была в её руках.

Представив Мулан Фун Линь, матери её предполагаемого жениха, сваха кивком велела всем сесть. Мулан и её родные немедля сели. В бесконечный миг тишины, воцарившейся в маленькой комнатке, Мулан ужасно захотелось вытереть потные ладони хоть о какую тряпку. Она знала, что ей полагается сделать. Разлить чай. Показать, что она достойная пара сыну Фун Линь. На словах это казалось так просто… если бы только у Мулан перестали дрожать руки.

«Будь безмятежной, – напомнила она сама себе. – Помни, что говорила Сиу: просто представь себе, что ты делаешь что-то привычное, любимое. Просто налей чай в чашки. Это всё, что от тебя требуется».