«Мише на память о нашей дружбе» – портрет Юрия Никулина просто прикреплен к одной из полок. Без рамы, без стекла. Здесь все живое.

Любимая собака – черная Асанна, Асенька без раздумий забирается на кровать, крытую шерстяным клетчатым пледом. И дремлет, готовая ждать хозяина столько, сколько нужно.

Отгорожен кухонный закуток. Здесь пахнет нездешними приправами. И тут волшебно готовить. Резать хлеб на столе, к которому прислонены – мечи. И не знаешь, для кого варишь. Может быть, в двери войдут – семь богатырей?

8

Вот Мухтарбек идет в спортзал, он же – мастерская. Он – замечательный шорник, мастер, который делает все: седла и уздечки, стеки и волчатки, кнуты, которые век служить будут, и оклады икон, кожаные, но с таким тонким, почти ювелирным тиснением, «чеканкой» – как здесь говорят, что ахнешь и не сразу посмеешь взять в руки драгоценную работу художника.

В глубине спортзала, над столом горит маленькая лампочка. Мухтарбек включает приемник, чтобы тихо играла музыка, берет заготовку, одевает очки…

Мягкий свет лампы, короткие частые удары молотка. Светлые глаза Христа с Туринской плащаницы – картина над головой.

Заглядывает на минуту друг:

– Подать инструмент? Зачем сам встаешь?

– Да я еще не знаю, что хочу сделать.

– При-и-думаешь.

Проходится губкой. Снова точные удары маленького молотка. Тянется узор. Будет у Казанской кожаный оклад кантемировской работы.

С усилием руки идет нож – и изящнейшее окошечко для иконы прорезано.

Кладет, то, что стало из пластинки, из формы – произведением искусства – сохнуть.

В этот мой приезд нам удается говорить немного и как раз тогда, когда Кантемиров работает. Он рассказывает о детстве и о войне, о суровой школе цирка и лошадях – обо всем очень доверительно и просто. Далекие годы и день сегодняшний удивительно переплетаются в одно целое, имя которому – Мухтарбек.

У него мало свободных минут для разговора – зовут выступать, посетить то или иное мероприятие, постоянно приезжают гости – и всех надо принять, вложив в это душу – тепло, по-семейному.

И надо ездить лечиться, потому что после всех травм, что были в жизни, нет уже места, которое бы не болело… Он бы и терпел, да не могут терпеть друзья, и покупают ему дорогие процедуры, которые может быть – принесут облегчение?

И почти всегда – сидим ли мы в комнате или в спортзале, он рассказывает, а я пишу – мы слышим звон падающих ножей. Приехали мальчишки, или уже кто-то поопытней. Стоят у стенда, метают. Может, Мухтарбек подойдет, даст совет? У кого можно научиться лучше! Так перенять хоть малую частичку мастерства…

Но еще ценнее сохранить то, что рассказывает Кантемиров – весь путь их семьи. Путь триумфальный в середине века, и годы забвения, и через все это – «огонь, воду и медные трубы» – его спокойную, полную достоинства поступь, его несклоненную голову: во имя памяти отца, во имя сбережения великого дела.

Показать, чего стоит союз человека и лошади! Что может конь – от спасения жизни всадника до создания одухотворенных театральных сцен, от лиризма которых перехватывает горло…

Мы договариваемся о новой встрече.

В ноябре! Он обещает рассказывать дальше…

И уже ноябрь, собрана дорожная сумка, главное в ней – диктофон с кассетами. Но за несколько дней до отъезда – звонок Кости Ежкова, руководителя студии «Коловрат»:

– В Новогорске несчастье. На Мухтарбека рухнул конь. Жив, жив… Травма тяжелая… Нет, не в больнице. Там, у себя лежит…

Более подробно удается узнать вечером, у Наташи Догадиной. Она рассказывает, как готовились они к ноябрьскому параду, где Кантемиров должен был изображать Георгия Победоносца.