– Вези к калитке, поедем к нам, у меня же есть напольные весы, взвесим на них эту чушку! – азартно предложила Лизка. – Узнаем приблизительный вес пропавшей башки!

Идея всем показалась отличной, и через минуту мы уже катили по улице.

Шли красиво!

Впереди – участковый с детскими санками в поводу, за ним тройкой выпряженных лошадей мать, сестра и жена участкового, а в центре процессии и внимания – неясной степени родства деревянная колода, гордо высящаяся на задорно посвистывающих салазках.

– Гля, как тренируются! Ребятенок и не родился ишшо, а они уже готовятся катать его! – оценили новое зрелище деревенские кумушки.

– Папка, мамка, бабка, я – очень дружная семья!

– Ежели пацан будет – Буратиной назовут!

Взвешивать на глазах у кумушек деревянного дублера будущего пацана мы не стали, это было бы уже слишком. Закатились во двор, закрыли за собой калитку и перевалили Буратину на принесенные Лизкой весы кулуарно, под надежным прикрытием непроглядного сплошного забора.

– Сорок девять триста, – озвучил результат контрольного взвешивания Митяй. – Да, церковных бабусек из списка подозреваемых можно вычеркнуть, им, чтоб такую тяжесть унести, целый крестный ход собирать пришлось бы.

– В одиночку, пожалуй, с таким весом никому не справиться, – рассудила я. – Кроме разве что профессиональных штангистов…

– В деревне есть качалка? Ну, спортзал с фанатами силовых видов спорта? – спросила Лизка, не успевшая еще толком освоиться в благословенном Пеструхине.

– При школе есть. – Митяй снова вытянул из кармана блокнот и карандашик, сделал соответствующую пометочку. Спрятал канцелярские принадлежности, посмотрел на наручный хронометр: – Так, давайте-ка оттарабаним дровину обратно, у меня обеденный перерыв не резиновый.

– Стой! – Лизка снова сгоняла в дом и вернулась с полотенчиком. Прикрыла им колоду на салазках: – Чтобы меньше разговоров было…

Наивная! Разговоров стало только больше!

– Ой, глядите-ка, Буратину уже с головой укрыли, совсем плохо дело! – загомонили кумушки.

– Небось салазки опрокинулись, вот он и зашибся насмерть!

– Правильно, что загодя тренироваться начали, к живому ребеночку как раз настропалятся!

– Что, Верка, не уберегла своего деревянного внука? Теперь стеклянного и оловянного заведешь?

Под градом шуточек мы с ускорением прогалопировали до моего дома, влетели во двор и с разбегу вывалили колоду на ее законное место под соседскую поленницу.

– Уфф! – Митяй смахнул пот со лба. – Уйду-ка я от вас огородами, что-то неохота мне еще серию бабьих выдумок слушать.

– Ты только насчет исчезнувшей головы не распространяйся, – попросила я. – Молчи как рыба! Не хочу, чтобы это до Андрюши дошло. Мы же найдем пропажу до его возвращения, правда?

Я с надеждой и мольбой посмотрела на брата-участкового, даже ладошки сложила просительно.

– Будем стараться, сделаем все возможное, – как-то дежурно пообещал Митяй и, чмокнув в щечку Лизку, огородами пошел к родному дому и припаркованной возле него машине.

– Мне кажется, даже в этом случае не стоит всецело полагаться на полицию, – проводив мужа задумчивым взглядом, сказала Лизка. – Давайте-ка, бабоньки, развивать семейные традиции частного сыска. В прошлый раз у нас была операция «Три поросенка», а теперь будет… м-м-м…

– «Четыре истукана», – подсказала тетка Вера.

– Четыре с минусом, – пробурчала я, имея в виду, что один из истуканов уже неполноценный.

– Выше нос, Алиса Юрьевна! – подруга хлопнула меня по плечу. – Мы с тобой и прежде, бывало, теряли головы, разве нет? Все образуется, не унывай… Пошли стиралку загрузим.

Тетка Вера оставила нас, вспомнив, что к ужину нужно купить хлеба. Мы не удерживали ее, понимая, что за те дни, когда бедная женщина самоотверженно изображала лежачую больную, она соскучилась по общению, а магазин в деревне – центр социальной жизни. Хотя наш завклубом Епифанов мог бы с этим не согласиться, он искренне считает пламенным сердцем Пеструхина свое богоугодное заведение.