Нас встретил кореец, агент Ли, весёлый и разбитной парень. С его помощью дозвонились до Владивостокского аэропорта. Оказалось, что сумку нашли и передали в милицию. Потом её забрала жена старпома.
Из Сеула летели на здоровенном аэробусе. Семь рядов кресел, два прохода, народу – битком. На большом экране карта полёта, высвечиваются все данные: высота, скорость, координаты.
Потом автобус подвёз нас прямо к трапу. Дела принимал минут десять, не больше. После чего старый начальник, Саша Прощенко, помахал мне ручкой и уехал домой.
Сразу отшвартовка, и – вперёд!
Свою походную сумку я бросил в каюте и сутки туда не заходил. Нужно было срочно передавать отходные РДО.
Терминал радиостанции, «Сарако», Корейско-Минско-Севастопольской разработки я видел впервые. Два компьютера. Один для станции спутниковой связи Инмарсат-С, другой – для радиотелекса. Идиотская азиатская логика интерфейса. Всё на платформе Windows и постоянно виснет. Описание скудное и на английском. Это ничего, по-английски мы разумеем.
Только к утру мы нашли с этим железом общий язык и со скрипом начали понимать друг друга. Выходная мощность передатчика 200 ватт. Даже на древнем пароходе «Либертос» передатчик был круче – 250 ватт!
Кстати, о «Либертосе». С вашего позволения меняю почерк…
«Либертос»
Три тополя на Плющихе
Вдоль широкой палубы «Либертоса» гуляли трое.
– Три тополя на Плющихе, – сказал, глядя на них, старший помощник.
– Вернее будет – три дуба, – добавил ревизор.
– Святая троица, – говорю я.
– Дубовая роща, – уточнил чиф.
В середине выступал капитан, Виктор Антонович Вагнер. Могучий, как дуб, с причёской под Ленина. Слева от него семенил первый помощник, Вячеслав Климович Бройко. Комиссар был короткий, кривоногий, с плечами разной высоты. По правую руку шествовал старший механик, Борис Зурабович Садыков. На поворотах его заносило инерцией солидного живота.
Главный дуб запнулся о деревянную балку, лежащую поперек дороги.
– Мать их за ногу, этих матросов! – сказал мастер. – Хлев на палубе!
– Наберут сачков на флот! – поддакнул комиссар. – Вот в старое доброе время…
– В старое время я бы их под плитами сгниил, – мстительно заявил дед.
Дошли до бака, повернули обратно. На обратном пути запнулся уже стармех:
– Так разэдак, этих рогатых!
– Устрою им завтра шлюпочную тревогу, – сказал кэп.
– Заодно и пожарную, – хихикнул комиссар.
Никто из них не догадался отбросить горбыль в сторону.
На корме дымила железная труба камбуза. Капитан повел носом:
– Картофель жарят к ужину.
– Ну, у вас и обоняние! Редкое обоняние, Виктор Антонович! – залебезил помполит. – Пора готовиться к трапезе.
– Кто нынче наливает?
– Замполит, – сказал стармех. – Его очередь.
Первый помощник был из военных и дед дразнил его замполитом. Однажды, помполит увидел в моей каюте портрет Хемингуэя. Спросил:
– Кто это, твой дедушка?
– Папа Хэм, – говорю.
– Видный у тебя папаша. Не то, что сынок…
Капитан был барин и редкий зануда. К тому же бабник (жизнелюб) и поклонник Бахуса. Бывало, на переходе он выпадал из процесса на несколько дней.
Старпом, Сан Саныч Клийман, тоже был не прочь выпить. Как у Довлатова: «Сначала думали, что еврей, оказался нормальный, пьющий человек»
Чиф говорил: «Главное, выйти из виража на день раньше папы!» Однажды он не угадал и стал врагом мастера №1.
Я, второй радист, стал врагом №2. Как-то занёс мастеру радиограмму. Подождал, пока барин прочтёт её и, слава богу, если не найдет опечатки.
Кэп брезгливо выпятил губы, посмотрел на палубу сквозь очки и проворчал:
– Наследили мне тут. Возьмите тряпку и вытрите пол, как следует!
Перед тем, как выйти я сказал: