– Дед, он столько лет жил в городе, что ж ему там не работалось? Приезжал к своим старикам и тянул с них последние копейки, рассказывая всякие жалостливые истории. А, старики, уже еле ползают, свои копеечные пенсии складывают в коробочку, чтобы ему, здоровому мужику, отдать, которые он пойдет и тут же пропьет. Урод! – зло сказала Настасья.

– Ну…, это да… – сказал дед, задумчиво глядя вдаль.

– Ладно, дед, поговорили и за работу надо браться, пойду завтрак приготовлю, пока ты тут досточки примеряешь.

Настасья ушла готовить завтрак, а дед, сидя на крылечке, задумался о своей жизни. Плохо ему одному, вот уж год, как похоронил он свою старуху, а сын Ванька уж лет пять, как сгинул, ни слуху о нём ни духу. В розыск подавал – без толку. Где он сейчас? Жив ли? Где-то семья у него в городе, сначала, как женился, да внучок родился – приезжали, правда, редко, а потом всё. Как отрезало. Никого уж сколько лет. Правда, все это время приходили переводы. Хорошие деньги присылали, а кто – неизвестно. А для чего ему деньги? На питание? Так он пенсию от государства получает, ему хватает этих денег. Складывает в шкаф все эти присланные деньги, там уж много накопилось, а ему они без надобности, разве что на похороны. Посидел дед, склонив голову, горестно вздохнул, встал и пошёл примерять досточки к покосившемуся крылечку Настасьи.

Пока дед выравнивал Настасьино крылечко, деревня проснулась, где-то коровы замычали, началась утренняя дойка, скоро погонят их в стадо. Санька, деревенский пастух, всегда рано начинает собирать стадо, чтобы коровки поели росной травки, она помягче и вкуснее. Жил Санька в покосившемся домишке на окраине деревни. Кормился у всех, кто корову выгонял в стадо, по очереди. На зиму дров покупали ему, сбросившись всем миром понемногу, кто сколько сможет.

Тут прибежала Марья, Настасьина сватья, влетела во двор и встала, как вкопанная. Смотрит на деда удивлённо, она уже забыла, что вчера дед обещал поправить Настасье крыльцо а, может, и не слышала.

– Дед! Ты чё тут спозаранку ползаешь? – спросила Марья.

– Ааа, Марья…! Ну, как твои новеньки синяки?

– Нормально, дед, сияют! – захохотала Марья.

– Енто хорошо, чё ты с утра така весёла, я думал, будешь с похмелья больна и злюща! Ты не помнишь, чё я вчерась обещался Настьке крылечко выправить? Вот… пришёл…, правлю.

Настасья, услышав разговор во дворе, вышла на крыльцо посмотреть, кто пришёл.

– А…, Марья! ЗдорОво! Что спозаранку прибежала, что-то хотела?

– Да, я пришла сказать, чтобы ты Рыжуху сегодня в стадо не выгоняла, я приведу своего бычка Борьку, пусть они денёк вдвоём у тебя тут побудут. Может, сговорятся.

А дед послушал Марью да говорит:

– Ты, Марья, лучше Настьке приведи какого-нить бычка, а то девка бессонницей мается, када в её года должна спать крепко и под боком у мужика.

– Да ладно тебе, дед, я вот тоже одна, но бессонницей не маюсь! Лучше уж быть одной, чем с каким-нибудь упырём. Под чужого мужика подлаживаться? Да ни за что!!!

– Да ты, Марья, и без упыря умудряшьси синяками обзавестися! Дааа… – дед посмотрел на Марью, – синяки у тя отменны!

– Ладно, дед, дались тебе мои синяки, – сказала Марья и отвернулась от деда.

Тут Настасья решила прекратить эту перепалку.

– Пойдемте завтракать, а то остынет всё. Дед, бросай работу, Марья – заходи.

Все строем потянулись в дом. Дед подошел к умывальнику, степенно и основательно долго мыл руки и вздыхал. Настасья услышала его тяжкие вздохи и говорит:

– Дед Василий, как ты думаешь, а сейчас еще рано выпить стопочку для настроения или уже можно?

– Для настроения, Настасья, никода не рано. Мине ужо можно! А вам – нет!