Он собрался уже проститься с ней, как она снова заговорила, взяв его за руку. Пальцы ее были холодные, костлявые; Гарту показалось, будто она вознамерилась вытянуть из него жизненные соки, столь цепко она вцепилась ему в запястье.

– Встретимся мы еще с тобой, и не раз; поймешь скоро, что сказала тебе сегодня, и благодарить будешь. А теперь послушай. Хочу, чтобы знал ты обо мне. Думаешь, глядя на меня, – чего эта старуха всё ходит по земле? Чего ищет? Не смерти ли своей? Может, и так, никому от нее не уйти. Да только меня она обходит стороной: не любит неприкаянных. А это мой крест пожизненный.

– Догадываюсь, согрешила ты в своей жизни, приговорена к вечному покаянию, которое не принимает ни один духовник. Отсюда неприкаянность твоя. Так ли понял тебя, мать?

– Истинно, – тихо ответила Эрвина, опустив руку. – Любовь всему причиной. Случилось так, что овладел мною как-то в беспамятстве зять, муж моей сестры. Опомнилась я, да было уж поздно. А потом и разошлась игра наша не на шутку. Но всему на свете приходит конец. Нас выследил один негодяй, донес клирику, тот – епископу. Что было дальше – и вообразить невозможно. Оказалось, существует каноническое право, принятое Орлеанским собором, и применимо оно как раз в этом случае. Тот, кто познал сестру жены, не имеет отныне права выполнять свой супружеский долг, ибо изменой сделал свою жену неприкасаемой. Кроме того, он не имеет права жениться вторично. Супруга же его может сочетаться перед Богом с кем хочет, но только после смерти мужа. Что касается меня, то я была навсегда лишена всякой надежды на брак и приговорена Церковью к пожизненному покаянию.

– Его, как я понимаю, не примет ни один священник, – заметил Гарт.

– Папство плодит законы изуверов, – горько промолвила старуха, опустив голову. – Что оставалось мне? Только уйти, вконец рассорившись с сестрой. Однако дело можно было поправить, и я сделала так, как она меня просила.

– Ты убила ее мужа? – догадался Гарт.

– Я подсыпала яду ему в питье и освободила сестру. Она снова вышла замуж, но, дабы не заподозрили ее, рассказала обо всем канонику. Меня едва не схватили, все же я успела уйти. Такова была благодарность сестры. Но я ее не виню, ибо во всем виновата сама. Точнее, виновен ее муж, который воспользовался моей беспомощностью, прекрасно зная, что за этим последует. Я пробовала сопротивляться, но не смогла устоять перед силой. Убив его, я отомстила ему за себя, хотя и осуждена на вечное покаяние. Так я и уйду нераскаянной в глазах Церкви в царство теней.

– Царство теней, по верованиям язычников, – Аид, подземное царство мертвых. Его нет, есть рай и ад. Так установлено Богом.

– Да, рыцарь, – сдвинув брови, мрачно молвила Эрвина, – в этом ловко убедили глупцов, населяющих эту грешную землю.

– Ты что же, придерживаешься иной веры? – удивленно спросил Гарт. – Может быть, ты язычница и посещаешь капище, где молишься своим богам?

– Я верю в силу человека и его разум, – твердо ответила старуха, смело глядя в глаза собеседнику. – Когда-то, как и все, я возносила молитвы Богу, посещала церковь, слушала мессы. Теперь все в прошлом. Прозрение снизошло на меня однажды, когда я была молодой и имела детей.

– Так у тебя были дети? Где же они теперь? Может быть, ты странствуешь по свету, мечтая их найти?

– Из царства мертвых не возвращаются, – глухо произнесла Эрвина. И продолжала – скорбно, с грустной улыбкой, тронувшей уголки ее губ: – Я закончу, раз уж начала. Как знать, доведется ли вновь излить тебе душу. Тебе, благородный рыцарь, не удивляйся. Больше некому. Считай, одна я осталась на свете. Сестра еще в Амьене. Одно время жили мы с ней у датчан; их язык хорошо знаю.