И никакими словами о «верности», «дружбе», «любви» и о том, чтобы «принимать человека таким, каков он есть», моему уму душу не переубедить. Не хочется дальше вместе – и все. Дружба, партнерство, даже любовь (во мне) буквально «рассасывается». Оказалось, что верность (общей) глубине для меня важнее верности конкретному человеку, если с ним больше невозможно на эту самую глубину.

При этом из отношений я выхожу не сразу, какое-то время жду и надеюсь на то, что тот самый глубокий уровень раскроется вновь. Но потом, если не случается, я иду, мне дальше… И даже не извиняюсь на прощание. Созвучное моему настроению на этот счет есть у Цоя:

– Глубинная жизнь души – очень интимное дело, и делиться этим с другими чревато: очень легко быть непонятым. Но иногда все же так хочется говорить о себе, преодолевая этот страх…

– Если у человека был какой-то яркий опыт, некое переживание, – особенно если это произошло подобно вспышке, очень хочется этим поделиться с кем-либо. К примеру, человек только что открыл для себя Бога, получил опыт веры, – вот в этих состояниях сразу хочется всех обратить, всех втянуть. Пригласить своего друга, соседку, родителей. Каждая встреча человека с запредельным уникальна. Поэтому не факт, что если ты получил вспышку эмоций здесь, то такое же переживание сможет разделить другой человек.

Потребность поделиться своей душой с другими людьми присуща нам как человеческим существам. Поэтому, если мы пережили нечто, то при возникшем желании поделиться этим с другими людьми для начала необходимо внимательно посмотреть, на каком уровне сопричастности находится наш собеседник, насколько и в каком количестве он мог бы понять, срезонировать с нашим опытом. Насколько он готов это услышать в нас. Не сказать в ответ, что «тебя-там-куда-то-втянули», или «на тебя повоздействовали», или что «это какое-то безумие». Насколько человек готов услышать наши глубины, наши переживания, то, что находится в нашем сердце?

Вообще, в наше время люди не особо расположены делиться своим внутренним миром. Мы привыкли делиться внешними достижениями: кто что купил, кто куда поехал, у кого сколько денег.

Если нам интересен внутренний мир человека, то можно просто спросить его: «Что с тобой происходит?.. Что тебя сегодня волнует?.. Как у тебя с любовью, есть ли у тебя любимый человек?.. Что ценного дали тебе твои родители?.. Кто больше других в твоей жизни поддержал твою уникальность?..» Когда мы начинаем говорить на таком языке, собеседник раскрывается, и тогда у нас есть шанс поделиться тем, что есть в нашей душе. Поделиться своим опытом без попытки втянуть или обратить в это другого человека.

Тот, кто тебя выслушал, понял и поддержал, без попытки, используя эту открытость, впихнуть пусть даже самую правильную собственную концепцию, становится важным, ценным человеком в жизни. Опыт того, что ты увиден, услышан и понят, по яркости своей не может затмить никакое иное переживание. Поэтому духовность во взаимоотношениях я понимаю не как воздействие своими «духовными» идеями на душу другого человека, а, наоборот, как максимальное благоговение к его уникальности.

То есть у «меня» нет желания продвинуть свою идею в «тебя» для того, чтобы ты стал мне более удобен, более понятен. Я с почтением смотрю на тебя и любуюсь тем, каков ты есть. И когда я увидел эти струны твоей души, может, слегка прикоснулся к ним, я умолкаю. Я благоговейно кланяюсь твоей человечности и живущей в тебе божественности.