– Фанатиков везде хватает, – ответил полный мужчина и продолжил свой путь.

– Иисусе, – произнес Хейз и наклонился к старушке в ожерелье из деревянных бусин. – Лучше вам перейти на другую сторону улицы, мадам. Тут, у крыльца, вас поджидает дурак, раздающий брошюры.

Толпа уже напирала сзади на старушку, однако та остановилась и посмотрела на Хейза ясными крохотными глазками. Хейз шагнул было к ней, но толпа понесла старушку дальше, и пришлось вернуться на место.

– Сладчайший Иисус Христос распят, – сказал Хейз. – Имею сказать вам, люди. Может, вы полагаете себя нечистыми, ибо не веруете, но вы чисты. Это имею сказать вам. Все вы, люди, как один чисты, но скажу вам: не потому, что Христос распят. Правду молвят, Христа распяли, но умер он не за вас. Внемлите: я сам проповедник и проповедую истину, – продолжил Хейз, но толпа двигалась мимо него очень быстро, как живой поток, распадающийся внизу на ручейки в каналах темных улиц. – Разве не ведомо мне, что есть, а чего нет?! Разве лишен я глаз в глазницах? Ужели я слеп? Внемлите, – кричал Хейз, – ибо я создам новую церковь, Церковь Истины Христову Без Христа. Примкните ко мне, от вас я не потребую ничего. Церкви моей пока еще нет, но она скоро воздвигнется.

Те немногие, кто задержался, глянули на Хейза раз или два. Брошенные листы бумаги разлетелись по улице; слепой проповедник по-прежнему сидел на крыльце, Енох Эмери балансировал на голове льва напротив, а рядом стояла дочь проповедника и смотрела на Хейза.

– Не нужен мне Иисус Христос, – сказал Хейз. – На что он, когда у меня есть Леора Уоттс!

Хейз спустился к слепцу, и тот рассмеялся. Развернувшись, Хейз пошел на другую сторону улицы. Он уже почти перешел дорогу, когда его настиг голос слепца – встав посреди улицы, проповедник кричал:

– Хоукс, Хоукс! Если захочешь найти меня – ищи Асу Хоукса!

Его чуть не сбила машина – водитель вовремя успел объехать слепца.

– Покайся! – прокричал Аса Хоукс и, рассмеявшись, побежал вслед за Хейзом, словно намереваясь схватить его. Хейз отвернулся и, вжав голову в плечи, поспешил прочь. Он не оборачивался, пока не услышал еще шаги за спиной.

– Ну вот мы от них и отделались, – запыхавшись, произнес Енох Эмери. – Теперь пошли повеселимся?

– Послушай, – грубо ответил Хейз, – у меня есть дело. На тебя я насмотрелся.

И он ускорил шаг.

Енох едва поспевал следом.

– Я в городе уже два месяца и никого не знаю. Местные жители не очень-то приветливы. У меня комната, и я живу в ней совсем один. Папаня сказал, что надо переезжать сюда. Я не хотел, меня заставили. И я тебя вроде где-то видел. Ты не из Стоквилля будешь?

– Нет.

– Мелси?

– Нет.

– Наша лесопилка работала как-то возле Мелси, и твое лицо мне знакомо…

Дальше, до самой центральной улицы, они шли молча. Народу им почти не встретилось.

– Прощай, – сказал Хейз.

– Мне в ту же сторону, – мрачно произнес Енох. Слева стоял кинотеатр, у которого как раз меняли электрическую вывеску. – Если б не связались с теми деревенщинами, увидели бы шоу, – проворчал Енох и пошел дальше подле Хейза, бормоча что-то жалостливое.

В один момент он попытался схватить Хейза за рукав и задержать, но Хейз вырвался.

– Меня папаня сюда отправил, – надломившимся голосом повторил Енох. Обернувшись, Хейз увидел, что он плачет: сморщенное влажное лицо парня приобрело розовато-пурпурный оттенок. – Мне ж всего восемнадцать годков, – прохныкал Енох. – Я тут никого не знаю, пойти не к кому. Злые все. Папаня удрал с какой-то бабой, а меня сюда отправил. Баба та надолго не задержится, глазом моргнуть не успеет, как папаня ее отошьет. Ты ж мой первый знакомый. Я тебя где-то видел, точно. Точно видел тебя где-то.