Я почти уверен, что сами документы были двойного, а то и тройного назначения. Любую информацию можно двояко трактовать, а правильно подправленную вообще перевернуть с ног на голову. После этого вот этого старшего брата, хитромудрого и прожженного латвийского разведчика, НКВД подвесило бы за бейцы и так бы и держало всю войну.

Во-первых, потому что документы дезы прошли бы через него и, соответственно, через авторитетнейшего в своём кругу Вальтера Нойманна, который с огромным удовольствием заполучил бы и второго брата, и ценнейшие, как ему показалось бы, документы. Которые он потом либо предъявил своему руководству и сильно подставился, либо начал крутить их сам и подставился бы ещё больше.

А во‐вторых, потому что его мать и родная тётя нашего «Сержа» сидела сейчас в подвалах Лубянки или где там держат нужных НКВД людишек. Информация о матери Елагина – княгине Елецкой – была одной из последних в досье Елагина. Хорошо Нойманн умел работать, аж завидно.

В результате всего этого Елагина можно было бы брать голыми руками и периодически выдавливать из него информацию по агентам школы и общую информацию о связях и оперативных делах Вальтера Нойманна, обещая молочные реки с кисельными берегами, но после войны. Красивая комбинация.

«Серж» же, мало того, что к немцам в нужном виде не попал. Так он вообще пропал без вести вместе с документами тщательно, я в этом теперь абсолютно уверен, проработанной «дезы». А его старший брательник, уйдя из-под опеки оперативников НКВД, появился только с немцами, и выйти на связь с ним, не засветив последнего перед его новыми хозяевами, не было никакой возможности. К тому же результат в этом случае был бы и вовсе непредсказуемым. Елагин мог пойти на вербовку, но при этом рассказал бы всё Вальтеру и стал бы сливать тщательно отфильтрованную дезинформацию, вертя энкавэдэшников на колодезном журавле так, как ему было бы удобно.

Ну а затем у школы вылез «Серж» со своей ностальгией, а потом и я со своей снайперской винтовкой и безграничной наглостью наперевес. В результате имеем, что имеем. Досье у меня, два брата передо мной, руководство гестапо, от дальнейших радужных перспектив с неизвестно куда пропавшим архивом Вальтера Нойманна, в шоке, а НКВД со своей липой в глубочайшей заднице.

Единственное непредсказуемое обстоятельство во всей этой истории заключалось в том, что Елагин нарвался на мою пулю, а после этого его какой-то недоносок ни за что, ни про что покалечил.

Всё это я, не торопясь, как всегда обстоятельно и негромко, изложил медленно выпадающим в осадок братьям, заслав «Гнома» за чаем и перевязывая Алексею Петровичу ногу. Медсестре ни перевязывать, ни стрелять больше не суждено. Отбегалась бедняжка. Перестарался я – прибил ненароком. То-то головёнка у неё неестественно мотнулась. Странно, вроде шлёпнул слегонца, да ладошкой, а она взяла и обиделась. Ну и ладно, мне ещё об этом гестаповском дерьме жалеть. Туда и дорога. Я надеюсь, она уже на пути в преисподнюю, а нет, я её ещё попозже во дворе повешу, вместе с остальными охранниками в придачу.

– Не любят вас немцы, Алексей Петрович. Непонятно только за что? Вроде служили верой и правдой, а даже медсестра грохнуть захотела. Непонятно, – сказал я с издевательской усмешкой, вертя в руках пистолет медсестры, которую «Гном», уцепив за руку, волоком вытаскивал из комнаты.

Хорошая, кстати, машинка была у покойницы. Такой же «Вальтер ППК», что я Вере подарил, пусть ещё один будет в коллекции. Саре подарю, а то у меня девочка давно без подарков. Не одуванчики же дарить такой красотке?